Не более минуты назад тот пересек дорогу у молодого клена с кривым стволом. Николаю еще бросилось в глаза, как он неловко схватился руками за ветку, переступая неширокий, занесенный прелыми листьями окоп. Николай в два прыжка очутился возле клена, схватился рукой за ветку, перемахнул окоп в том же месте, где скрылся Федор Иванович. Впереди была густая поросль орешника — и никакой тропинки, никаких следов человека.

Николай продолжал пробираться через густую поросль и неожиданно очутился на небольшой поляне. В ее центре возвышался холмик, на вершине которого рос дубок. Лужайка была окаймлена густой зеленой непроницаемой для глаза стеной.

Николай остановился и растерянно поглядел вокруг. Тяжелая, чужая и враждебная тишина навалилась на него. Будто остановилась жизнь, будто не было никогда ни пения птиц, ни трепета листвы, ни шороха, ни звука.

Это длилось одно мгновение. Потом вдруг тонко свистнула поблизости иволга, ей глухо отозвалась кукушка. В листве над головой что-то зашумело, и тихо скрипнул ствол дерева.

— Федор Иванович, где вы? — крикнул Николай.

— В чем дело? — услышал он рядом с собою спокойный голос.

— Я потерял вас, — все еще громко, не в силах сразу одолеть свое волнение, произнес Николай, обернувшись на голос и никого не видя. — Где же вы?

— Сюда шагай!

Зеленая стена впереди раздвинулась, в образовавшемся окошке показалось лицо Федора Ивановича.

Николай шагнул через кустарник и оказался у входа в сооружение, которое с первого взгляда принял за палатку. Присмотревшись, он понял, что ошибся, — это был большой шалаш из бревен и жердей, обтянутых сверху полуистлевшим брезентом. Пола брезента у входа была отвернута, и Николай заглянул внутрь.

Вдоль стен тянулись широкие нары из жердей — вероятно, на них когда-то спали. Теперь на нарах лежали странной формы громоздкие предметы, которые, когда глаза Николая освоились с темнотой, оказались рассортированными частями мотоциклов: отдельными кучками лежали рамы, ободья колес, бачки, зубчатки, втулки, багажники. На стенах висели связки камер, пучки спиц. Все одинаковые детали были одного размера и принадлежали — Николай без труда понял это — машинам одной марки. Краски на них были тусклыми, спицы казались рыжими, по остаткам никеля расползлись ржавые пятна. Все, чему полагалось сверкать, было тут мутным, темным. Даже стекла фар утратили, казалось, свою прозрачность.

Вслед за Федором Ивановичем Николай вошел в шалаш. Он разглядел стол, тоже сколоченный из жердей, на котором лежали две выхлопных трубы, несколько глушителей, аккумуляторные банки, мотор и мелкие детали к нему. Небольшой ящик на столе был заполнен разными инструментами.

— Это база, — с грустью, в которой чувствовалось что-то недоговоренное, произнес Федор Иванович и тихо вздохнул. — Запасными частями отсюда снабжаюсь.

Подойдя к столу, он стал перебирать лежавшие на нем детали — некоторые складывал в принесенный мешок, другие смазывал вазелином из широкогорлой банки, стоявшей тут же.

— Неужели в городе спиц не найти, что сюда за ними ехать надо?

— Спицы, может, и нашлись бы, а тормозных колодок — нет. Дело, однако, не в этом… — И снова он чего-то не договорил.

Одной рукой он помог Николаю поднять мешок на спину, пропустил его вперед и сам двинулся следом.

На лужайке Федор Иванович остановился, словно бы про себя произнес:

— Видно, не найти мне человека, посадившего этого крепыша.

— Кто все деревья в лесу сажает? — живо откликнулся Николай. — Само выросло.

— Не само, — задумчиво, будто споря не с Николаем, а с кем-то другим, возразил Федор Иванович. Он снял фуражку и поклонился дубку. — Людскими руками посажен. Неоткуда желудю быть занесенным сюда — на версту вокруг ни одного дубка нет. Точка для него будто с циркулем выбрана. Да и на землю глянь. Одним словом — могила тут, советских людей могила, а чья?.. В сорок четвертом дубка еще не было… Много раз сюда приходил, записки наклеивал — никто не откликнулся, никого не встретил…

Двинулись дальше. Николай сначала шел след в след за Федором Ивановичем, но потом перегнал его и дальше все время держался в нескольких шагах впереди. Груз был не тяжелый, но неудобный, угловатые куски металла больно жали спину, и приходилось часто перекладывать мешок с плеча на плечо. Николай делал это не замечая. Его мысли были заняты другим: кто, когда и для какой надобности создал в лесу эту мотоциклетную базу. Какое отношение имеет она к тем останкам мотоциклов, что валяются в траве у лесной дороги, зачем знать Федору Ивановичу, кто похоронен под дубком?