– Занимайся своимъ дломъ! Я не плачу вамъ денегъ за ваши сплетни, – закричалъ совтникъ. Работникъ вздрогнулъ, – этотъ повелительный голосъ подйствовалъ на него, какъ ударъ ножомъ. Съ шумомъ заперъ совтникъ окно и схватилъ стаканъ съ полки, гд они стояли одинъ подл другого, блестящіе, какъ зеркало.

– Какъ это ты допускаешь, чтобы люди у тебя на глазахъ болтали и теряли время? – мрачно спросилъ онъ сестру.

– Лишній вопросъ, – ты знаешь, что я такъ же строго держусь правилъ дома, какъ и ты, – отвчала она уклончиво и повидимому нисколько не обидившись, – но Адамъ взбунтовалъ всю прислугу. Ему отказали изъ-за исторіи съ каменнымъ углемъ, и онъ даже былъ здсь клянчить у тебя; въ своемъ безуміи онъ грозилъ броситься въ воду.

Феликсъ тмъ временемъ прошелъ столовую и стоялъ въ дверяхъ кухни, онъ видлъ, какъ дядя машинально проводилъ рукой по жидкой бород и разсматривалъ блуждающимъ взоромъ перила галлереи съ развшанными на нихъ лошадиными попонами и хлбными мшками и, казалось, не слышалъ и половины того, что говорила ему сестра.

– Все это вздоръ, – вдругъ рзко прервалъ онъ ея рчь. – Кто это говоритъ, тотъ никогда этого не сдлаетъ! – Онъ подставилъ стаканъ подъ кранъ и залпомъ выпилъ свжую прозрачную воду. – Впрочемъ, я всетаки зажму ротъ господину фонъ Шиллингъ, – онъ ужъ мн надолъ своимъ ребяческимъ гнвомъ, – добавилъ онъ, ставя пустой стаканъ на мсто. Онъ вытеръ платкомъ бороду и усы, а также провелъ имъ нсколько разъ по лбу, будто онъ у него вдругъ вспотлъ.

– Это и было бы оправданіе, котораго такъ желаетъ Адамъ, дядя, – онъ только и проситъ объясненія съ твоей стороны этой странной случайности, – вскричалъ Феликсъ.

Совтникъ обернулся. У него были большіе голубые глаза, которые онъ устремлялъ въ лицо другого человка съ чувствомъ собственнаго достоинства и съ сознаніемъ человка, всегда поступающаго справедливо; но они могли также сверкать, какъ искры, изъ подъ нависшихъ бровей. Такой полузакрытый взглядъ скользнулъ по племяннику, стройная фигура котораго, одтая въ изящный костюмъ, обрисовывалась въ дверяхъ, и потомъ перешелъ, какъ бы сравнивая, на поношенный костюмъ самого совтника, который онъ рдко замнялъ лучшимъ.

Замчаніе молодого человка осталось безъ отвта. Дядя только саркастически улыбнулся, стряхнулъ носовымъ платкомъ съ своего платья приставшіе къ нему соломинки и кусочки земли и угля, сбилъ съ сапогъ толстый слой пыли и потомъ, кивнувъ головой на Феликса, ядовито сказалъ сестр: „онъ стоитъ здсь, точно живая картинка модъ, Тереза, точно только что вышедшій изъ рукъ портного образецъ. Такое изящное платье очень удобно для овина и угольной шахты, Феликсъ!“

– He для того оно и сдлано, дядя, – какое мн дло до овина и угольной шахты, – возразилъ Феликсъ, скрывая раздраженіе подъ легкой усмшкой.

– Какъ, ты такъ быстро и легко освоился съ такой важной перемной въ твоей жизни? Вотъ видишь, Тереза, правду я говорилъ, что эти идеальныя головы богаче насъ; они отбрасываютъ отъ себя сотни тысячъ, какъ булыжники, даже не поморщившись. Г-мъ… мой маленькій Витъ сыгралъ дурную шутку съ тобой, Феликсъ, монастырское помстье не бездлица.

Ухо молодого чсловка издавна было очень чувствительно къ различнымъ модуляціямъ въ голос дяди; и теперь онъ услыхалъ въ немъ дикое торжество о рожденіи наслдника, злобную радость и желаніе подразнить его.

– Слава Богу, я не завистливъ, – дай Богъ, чтобы ребенокъ выросъ теб на радость, – сказалъ онъ спокойно, и его прекрасное открытое лицо выражало правдивость и искренность. – Но ты ошибаешься, если думаешь, что я равнодушенъ къ деньгамъ и къ состоянію, – никогда еще я такъ не желалъ быть богатымъ, какъ именно теперь.

– У тебя есть долги? – рзко спросилъ совтникъ, приближаясь къ говорившему.

Молодой человкъ гордо откинулъ голову и отвчалъ, что не иметъ ихъ.

– Ну такъ для чего же? Разв мать теб мало даетъ? Или теб хотлось бы навшать на себя еще больше такихъ бездлицъ, какъ эта? – Онъ подошелъ къ племяннику и указалъ на медальонъ, висвшій у него на цпочк отъ часовъ. Онъ взялъ въ руки и быстро перевернулъ золотую вещицу, причемъ сильно заблестли камни, которыми она была осыпана.

– Чортъ возьми, – камни то настоящіе! Это твой вкусъ, Тереза? – спросилъ онъ сестру, обернувшись къ ней черезъ плечо. Маіорша только что сняла свой полотняный фартукъ и вшала его на гвоздь. Она спокойно, не обнаруживая ни малйшаго признака интереса, подошла къ нимъ.

– Я никогда не покупаю такихъ модныхъ бездлушекъ, – отвчала она, бросивъ пытливый взглядъ на драгоцнность и потомъ устремивъ его, какъ строгій судья, на сильно покраснвшее лицо сына.

– Отъ кого получилъ ты эту вещицу? – спросила она коротко.

– Отъ дамы…

– Сынъ мой, молодыя двушки рдко имютъ столько денегъ, чтобы быть въ состояніи длать такіе подарки, – прервалъ его совтникъ, повертывая медальонъ въ разныя стороны и любуясь блескомъ камней, – хочешь я теб скажу, Феликсъ, отъ кого этотъ дорогой сувениръ? Отъ твоей старой пріятельницы, баронессы Лео въ Берлин: что въ немъ – почтенный сдой локонъ?

– Нтъ, дядя, блестящiй черный, – быстро возразилъ молодой человкъ, точно это ложное предположеніе было для него невыносимо, и при этомъ гордая улыбка мелькнула на его губахъ: но вслдъ за тмъ у него вдругъ захватило дыханіе, – онъ былъ вызванъ на ршительное объясненіе безъ всякой подготовки, и передъ нимъ стояли эти дв желзныя личности, одна съ лукавой усмшкой и сарказмомъ на устахъ, а другая съ непріятнымъ пронзительнымъ взглядомъ – никогда еще не выступалъ такъ рзко на ихъ лицахъ фамильный духъ Вольфрамовъ и не казался ему такимъ убійственнымъ, какъ въ этотъ тяжелый моментъ.