– Господинъ референдарій?! – возразилъ съ холодной насмшкой совтникъ. Онъ сложилъ руки и устремилъ на пылавшее лицо племянника сверкающій презрительный взглядъ.

– Ты длаешь себя смшнымъ своимъ негодованіемъ, сынъ мой, – сказала маіорша и спокойно взяла его правую руку, которую онъ поднялъ было съ угрозой. Она снова была олицетворенiемъ равнодушія: ни сынъ, ни братъ не замтили въ ея взор подозрительнаго пламени.

– Дядя правъ, надо имть много мужества, чтобы говорить съ нами объ этихъ людяхъ…

– Конечно не боле, чмъ моей бдной Люсили, чтобъ признаться своимъ роднымъ въ любви ко мн, – съ горечью прервалъ ее молодой человкъ. – Госпожа Фурніе держитъ въ Берлин домъ по-княжески; ея матъ изъ знатнаго, хотя и обднвшаго рода играетъ главную роль въ салон, который посщаютъ люди высшаго сословія. Арнольдъ фонъ Шиллингъ можетъ теб лучше всхъ сказать, какую незначительную роль играли мы въ этомъ блестящемъ обществ. И въ этомъ кругу Люсиль служитъ центромъ, предметомъ всеобщаго поклоненія. Она красиве своей матери и такъ же талантлива; и мать, и бабушка считаютъ ее восходящей звздой.

– He можешь ли ты мн сказать, какую роль играютъ въ салон госпожи Фурніе жены ея постителей? – коротко и рзко прервала маіорша его повствованіе. Сынъ ея молчалъ, пораженный этимъ вопросомъ, и глаза его устремились въ полъ.

– Большая часть этихъ мужчинъ холостяки.

– А женатые оставляютъ своихъ честныхъ женъ дома, – добавила она съ неожиданной смсью подавленнаго гнва и леденящаго презрнія. – Ты очень ошибаешься, если думаешь ослпить меня роскошью и почтенной знаменитостью салона танцовщицы; я знаю, какое легкомысліе и грязь царятъ за разрисованными декораціями, и эти знанія я пріобрла дорогой цной.

Феликсъ содрогнулся при этихъ словахъ, – они бросали лучъ свта на его смутныя дтскія воспоминанія о нкоторыхъ непонятныхъ для него происшествіяхъ въ родительскомъ дом въ Кенигсберг; теперь онъ понялъ ихъ; теперь онъ зналъ, почему его мать, переодтая и окутанная вуалью до неузнаваемости, тайкомъ уходила по вечерамъ изъ дома, – она тайно слдила за его отцомъ… Это открытіе отняло у него послднюю надежду, – дло шло не о борьб съ „мщанскими предразсудками“ только, передъ нимъ стояла оскорбленная, упорно непримиримая супруга, права которой были попраны этимъ „классомъ людей“. Имъ овладло отчаяніе.

– Я не могу и не хочу оcпаривать твоего строгаго сужденія, потому что я не знаю, что ты пережила, – сказалъ онъ, стараясь побороть волненіе. – Въ общемъ я согласенъ съ тобой – хотя я могу поклясться, что въ дом Фурніе я не видлъ ничего неприличнаго и безнравственнаго – я не хочу брать жену съ подмостковъ, затмъ я и пріхалъ сюда теперь… Люсиль еще не выступала на сцен, хотя она уже вполн артистка. Госпожа Фурніе, звзда которой начинаетъ меркнуть, сама учила ее; она такъ уврена въ блестящей будущности своей дочери, которую она, конечно, желаетъ эксплоатировать, что даже отказала графу Л., который просилъ у нея руки Люсили. Люсиль должна въ скоромъ времени дебютировать, и я долженъ этому воспрепятствовать, во что бы то ни стало.

– А двушка любитъ танцы? – сухо спросила маіорша.

– Да, страстно. Но она отказывается отъ своего призванія, отъ славы и блестящей карьеры ради меня, – его голосъ сдлался тише, и въ немъ послышались мягкость и нжность, – изъ этого ты можешь понять, мама, какъ она меня любитъ.

Въ отвтъ на это маіорша выразительно и насмшливо кивнула головой.

– А жаждующая денегъ и славы мамаша въ Берлин, насколько я понимаю, и не подозрваетъ объ этихъ планахъ и намреніяхъ? – спросилъ совтникъ.

– Нтъ, – отвчалъ Феликсъ. Въ тон и въ каждомъ движеніи допрашивающаго было столько раздражающей насмшки, что ему трудно было сдерживаться, и онъ добавилъ: – я, какъ честный человкъ, долженъ прежде точно опредлить, что я могу предложить госпож Фурніе взамнъ ея собственныхъ плановъ и предложеній другихъ жениховъ.

– Это кажется легко сдлать, – сказалъ совтникъ. – Не думаю, что жалованье референдарія не трудно счесть – его какъ разъ хватитъ на булавки мадемуазель Фурніе.

Краска гнва и негодованія вспыхнула на лиц молодого человка, но онъ все еще сдерживался.

– Я ршилъ оставить государственную службу и устроиться здсь въ город нотаріусомъ.

Въ эту минуту рука маіорши тяжело опустилась на его плечо, и никогда еще голосъ его строгой матери не звучалъ такъ жестоко и неумолимо, какъ при слдующихъ словахъ:

– Одумайся, Феликсъ, – мн кажется, что ты бредишь. Чтобъ совершенно разсять туманъ въ твоей голов, я подскажу теб, что ты, строго придерживаясь правды, долженъ сказать госпож Фурніе, у которой княжескій домъ въ Берлин, которая отказываетъ знатному жениху и ожидаетъ милліоновъ отъ балетныхъ прыжковъ своей ученицы; ты долженъ сказать ей: мн не предстоитъ никакой карьеры, у меня нтъ ни гроша собственнаго состоянія, и я долженъ существовать на то, что мн дадутъ мои кліенты. Ваша принцесса дочка должна будетъ надть фартукъ и ходить въ кухню или чинить худое блье; ея свтскіе таланты ей не понадобятся у меня, такъ какъ комната бднаго нотаріуса не салонъ, который посщается сіятельными особами – матери же своей я никогда не посмю ее представить.