— Прочь! — говорю я въ жгучей тоск и осматриваюсь по сторонамъ: здсь никого, никого нтъ!

Разгоряченный и возбужденный я возвращаюсь домой. Уже утро, птухъ все еще поетъ въ Сирилуид. — Около хижины стоитъ женщина, стоитъ Ева. Въ рук у нея вязка, она собирается въ лсъ. Утро жизни покоится на молодой двушк, ея грудь опускается и поднимается, солнце золотитъ ее.

— Вы не должны думать… — бормочетъ она.

— Что я не долженъ думать, Ева?

— Я не пришла сюда, чтобы васъ встртить, я шла мимо…

И густая краска заливаетъ ея лицо.

Нога моя все еще продолжала безпокоить и мучить меня; ночью она ныла и не давала мн спать, иногда въ нее какъ бы неожиданно стрляло; а когда погода мнялась, ее ломило. Это продолжалось много дней. Но я не сталъ хромымъ.

Дни шли.

Господинъ Макъ вернулся, и мн пришлось скоро узнать о его возвращеніи. Онъ взялъ у меня лодку; онъ поставилъ меня въ затруднительное положеніе; время охоты еще не наступило, и я ничего не могъ стрлять. Но отчего онъ, ни слова не говоря, отнялъ у меня лодку? Двое изъ служащихъ господина Мака возили въ море какого-то незнакомца. Я встртилъ доктора.

— У меня взяли мою лодку, — сказалъ я.

— Сюда прибылъ какой-то иностранецъ, — сказалъ онъ. — Каждое утро нужно вывозитъ его въ море и вечеромъ опять привозитъ обратно. Онъ изслдуетъ морское дно.

Незнакомецъ былъ финляндецъ; господинъ Макъ встртилъ его случайно на корабл; онъ вернулся съ Шпицбергена съ коллекціей раковинъ и морскихъ животныхъ; его называли барономъ. Въ дом господина Мака онъ занималъ большую комнату и еще залу… Онъ обращалъ на себя всеобщее вниманіе.

«У меня не хватаетъ мяса, и я попрошу сегодня вечеромъ Эдварду датъ мн пость», подумалъ я.

Я отправляюсь внизъ въ Сирилундъ. Я тотчасъ же замтилъ, что на Эдвард было новое платье; она кажется выросшей; платье у нея очень длинное.

— Простите, что я сижу, — сказала только и протянула мн руку.

— Да, къ сожалнію, моей дочери нездоровится, — сказалъ господинъ Макъ. — Это простуда, она была неосторожной… Вы, вроятно, пришли ради вашей лодки? Я принужденъ одолжить вамъ другую, шлюпку; она немного течетъ, но если вы будете прилежно вычерпывать… Видите ли, у насъ сейчасъ въ дом человкъ науки, а вы понимаете, что такой человкъ… У него нтъ свободнаго времени; онъ работаетъ цлый день и домой возвращается лишь къ вечеру. Не уходите до его прихода, тогда вы его увидите; вамъ будетъ интересно познакомиться съ нимъ. Вотъ его карточка… корона… баронъ. Очень привтливый господинъ. Встртилъ я его совершенно случайно.

— Ага! — подумалъ я, — тебя не приглашаютъ на вечеръ. Ну и слава Богу; я пришелъ сюда съ визитомъ, я могу отправиться домой, у меня есть немного рыбы въ хижин. Да ужъ какая-нибудь да найдется. Баста!

Вошелъ баронъ. Маленькій мужчина, лтъ подъ сорокъ; длинное узкое лицо съ выступающими скулами и жидкой черной бородой. Взглядъ у него былъ острый и пронзительный, но онъ носилъ очень сильные очки, на запонкахъ у него была корона съ пятью зубцами, такъ же какъ и на карточк. Онъ держался немного сутуловато, а на его худыхъ рукахъ были синія жилы; а ногти словно изъ желтаго металла.

— Очень пріятно, господинъ лейтенантъ. Вы, господинъ лейтенантъ, давно уже здсь?

— Нсколько мсяцевъ. Пріятный человкъ.

Господинъ Макъ предложилъ ему разсказать о раковинахъ и маленькихъ морскихъ животныхъ, и онъ сдлалъ это очень охотно. Онъ объяснилъ намъ раньше, какіе сорта глины на холмахъ, пошелъ въ залу и принесъ образецъ водорослей изъ Благо моря. Онъ постоянно поднималъ указательный палецъ и передвигалъ на носу толстые золотые очки. Господинъ Макъ интересовался этимъ въ высшей степени.

Прошелъ часъ.

Баронъ заговорилъ про мое несчастіе, мой несчастный выстрлъ.

— Я уже совсмъ оправился.

— Въ самомъ дл? Очень пріятно.

«Кто разсказалъ ему о моемъ несчастіи?», подумалъ я. Я спросилъ:

— Господинъ баронъ, отъ кого вы слышали о моемъ несчастномъ случа?

— Отъ… да кто же мн сказалъ? Фрёкэнъ Макъ, кажется. Не правда ли, фрёкэнъ Макъ?

Эдварда вспыхнула, какъ огонь.

Я пришелъ сюда такимъ жалкимъ; въ продолженіе многихъ дней мрачное отчаяніе уничтожило меня, но при этихъ послднихъ словахъ незнакомца радость овладла мной; я не посмотрлъ на Эдварду, но я подумалъ:

«Благодарю тебя, что ты говорила обо мн, называла мое имя, хотя оно навсегда потеряло для тебя всякое значеніе». Покойной ночи.

Я простился. Эдварда и теперь продолжала сидть, извиняясь тмъ, что нездорова. Она подала мн руку съ полнымъ равнодушіемъ. А господинъ Макъ стоялъ, занятый горячимъ разговоромъ съ барономъ. Онъ говорилъ о своемъ дд, консул Мак.

— Я не знаю, разсказывалъ ли я господину барону, что эту пряжку Карлъ Іоганнъ собственноручно прикрпилъ на груди моего дда.