— Да вы спросите-ка папеньку хорошенько. Можетъ быть этотъ Виталій Петровичъ и въ самомъ дл хорошо достаетъ на бирж. Пусть папенька разузнаетъ.

— Молчи. Ужь изъ-за одного этого его надо гнать отъ хорошей двушки, что онъ играетъ на бирж. Вдь это можно какъ выиграть, такъ и проиграть. Въ такую тоже можно петлю впутаться, что и не вывернешься потомъ. Конечно, у него нтъ ничего, такъ и терять нечего.

— Вы почемъ знаете?

Двушка слезливо заморгала глазами.

— Что это такое? Слезы по этомъ мальчишк? строго спросила Дарья Терентьевна. — Ну, стало быть, больше на репетицію не пойдешь.

— Да раздразните, такъ у каждаго будутъ слезы. Всякаго можно раздразнить.

— Не пойдешь, матушка, не пойдешь, повторила Дарья Терентьевна,

— Какъ это хорошо! Сначала отпустить играть, я уже роли взяла, а потомъ: не пойдешь! Вдь это-же невжество, вдь это-же все порядочные люди, съ какой-же стати имъ спектакль разстраивать!

— Плевать мн на спектакль. Я дочь берегу.

Люба выпрямилась и торжественно сказала.

— Маменька, вы этого не сдлаете!

— Что?

— А вотъ чтобы играть меня не пустить.

— Увидишь, что сдлаю, ежели будешь бредить не вдь кмъ. Ну. ложись спать, пора, прибавила Дарья Терентьевна и стала уходить изъ комнаты дочери.

— Сначала дозволятъ, дадутъ общаніе, а потомъ разстраивать и не пускать… бормотала ей вслдъ Люба.

Она легла въ постель, попробовала читать романъ, какъ это она всегда длала на ночь, но ей не читалось. Передъ ней мелькалъ Плосковъ. Она вспомнила, какъ онъ ей пожималъ пальцы, какъ поцловалъ руку. Красивая фигура его дразнила: ее. Люба загасила свчу и заснула, но и во сн ей снился Плосковъ.

Покажи-ка, какія такія роли теб дали вчера, — сказала на утро Дарья Терентьевна дочери.

— Роли, какъ роли. Что ихъ смотрть по пусту, — отвчала та.

— Однако, должна-же я видть, приличныя он или неприличныя.

— Неприличныхъ ролей не бываетъ.

— Очень часто бываютъ. Напередъ говорю, неприличныхъ ролей я теб играть не позволю. Покажи, говорю.

— Нате, смотрите, только все равно ничего не поймете.

Дочь подала матери тетрадку.

— Тутъ всего одна роль. а ты говорила про дв роли,

— Вторая роль еще не выписана. Ее привезетъ мн сегодня или завтра Виталій Петровичъ Плосковъ.

— Какъ? Опять къ намъ прідетъ?

— Такъ что-жъ изъ этого? Не безпокойтесь, онъ васъ не укуситъ.

Дарья Терентьевна взяла тетрадку и прочла:

— «Роль горничной изъ комедіи «Которая изъ двухъ?» Зачмъ-же ты горничную-то взяла?

— Ахъ, Боже мой! да такую дали. Эта роль очень хорошая.

— Нтъ, я къ тому, что и наряда хорошаго нельзя будетъ показать на сцен,- сказала Дарья Терентьевна и стала перелистывать роль. — Что это такое! «Щиплетъ ее за щеку», написано. Это тебя, что-ли, будутъ щипать за щеку?

— Да вдь это только такъ, для прилику, — отвчала Люба.

Дарья Терентьевна вздохнула и произнесла:

— Не люблю я этой фамильярности.

— Да вдь это сцена.

— Плюху-бы теб вздумали дать на сцен. Кто-же тебя щипать то будетъ? Плосковъ, что-ли?

— Нтъ, не Плосковъ, а другой любитель. Это одинъ адвокатъ. Да что вамъ впередъ-то узнавать! Вотъ на репетицію послзавтра подете — и увидите.

— Поцлуевъ въ этой роли нтъ?

— Нтъ, нтъ, успокойтесь.

Дарья Терентьевна вообще была недовольна, что дозволила дочери играть на сцен, а когда вечеромъ пріхалъ Плосковъ и привезъ роль изъ комедіи «На Пескахъ», недовольство это еще боле усилилось. Она и дочь встртили его въ гостиной и Дарья Терентьевна, даже не просила его садиться. Онъ, однако, переминался съ ноги на ногу и сказалъ:

— Ежели Любовь Андреевна теперь свободна, то мн хотлось-бы пройти съ ней эту роль. У насъ сцены вмст.

— Сейчасъ? возмутилась Дарья Терентьевна. — Да что вы, батюшка, съ одного-то. Вчера было распредленіе ролей, послзавтра будетъ репетиція, и наконецъ сегодня хотите проходить роль. Вдь у Любы не только свта въ окошк, что спектакль. Она сегодня сольфеджей еще не играла на роял.

— Въ такомъ случа извините… сконфуженно поклонился Плосковъ.

Люба вспыхнула.

— Нтъ, нтъ. Останьтесь и прочтемте роли. Сольфеджи я могу и потомъ, проговорила она,

Мать покосилась на дочь, но не возражала. Люба пригласила Плоскова садиться и началась считовка тхъ сценъ, которыя у Любы и Плоскова совпадала вмст. Дарья Терентьевна сидла тутъ-же и слушала, искоса посматривая; на Плоскова.

— Вдь никакого смысла нтъ вотъ въ такомъ чтеніи, сказала она наконецъ. — На сцен ежели длать репетицію — ну, тогда я понимаю.

— Ахъ, какъ возможно! Мы все-таки привыкаемъ къ интонаціи, отвтилъ Плосковъ.

Черезъ нсколько времени Дарья Терентьевна спросила его: