— Oh non, non… Laissez moi tranquille… ударила она его по плечу и снова бросила ставку на номеръ третій.

— Въ такомъ раз хоть выпьемъ, мадамъ-мамзель, гршнаго коньячишку еще по одной собачк, для счастья… предлагалъ ей Конуринъ, умильно взглядывая на нее.

— Assez… сдлала она отрицательный жестъ рукой.

— Что такое ace? Ну, а я не хочу асе. Я выпью… Прислужающіи! Коньякъ… Давай коньяку… поманилъ онъ гарсона, стоящаго тутъ же съ графинчикомъ коньяку и рюмками на тарелк.

Гарсонъ подскочилъ къ нему и налилъ рюмку. Конуринъ выпилъ.

— Perdu… произнесла барынька.

— Опять пердю! О, чтобъ теб ни дна ни покрышки! воскликнулъ Конуринъ.

Въ это время къ нему подошла Глафира Семеновна и сказала:

— Иванъ Кондратьичъ… Бросьте играть… Вдь вы, говорятъ, ужасъ сколько проиграли.

— А! Наша питерская мадамъ теперь подъхала! проговорилъ Конуринъ, обращаясь къ ней пьянымъ заскраснвшимся лицомъ съ воспаленными узенькими глазами. — Постой, постой, матушка… Вотъ съ помощью этой барыньки я уже отыгрываться начинаю. Пятьдесятъ два франка давеча на чертову дюжину мы сорвали. Ну, мамзель-стриказель, теперь катръ… на номеръ катръ… Ставьте своей ручкой, ставьте… обратился онъ съ накрашенной барыньк.

— Да бросьте, вамъ говорятъ, Ивамъ Кондратьевичъ, — продолжала Глафира Семеновна. — Перемните хоть столъ-то… Можетъ быть другой счастливе будетъ… А то прилипли къ этому проклятому билліарду… Пойдемте къ столу съ поздами.

— Нтъ, постой… упрямился Конуринъ. — Вотъ съ этой черномазой мамзелью познакомился и ужъ у меня дло на поправку пошло. Выиграли на катръ? Да неужто выиграли? — воскликнулъ онъ вдругъ радостно, когда увидлъ, что крупье отсчитывалъ ему грудку серебряныхъ денегъ. — Мерси, мамзель, мерси. Вивъ ли Франсъ теб — вотъ что… Ручку!

И онъ схватилъ француженку за руку и крпко потрясъ ее. Она улыбнулась.

— Вотъ что значитъ, что я коньяку-то выпилъ. Постой, погоди… Теперь дло на ладъ пойдетъ, бормоталъ онъ.

— А выигралъ на ставку, такъ и уходи… Перемни ты хоть столъ-то!.. приступилъ къ нему Николай Ивановичъ. — Самъ пьянъ… Не вдь съ какой крашеной бабенкой связался.

— Французинка… Сама подошла. “Рюссъ”? говоритъ. Я говорю: “рюссъ”… Ну, и обласкала. Хорошая барынька, только вотъ бассомъ какимъ-то говоритъ.

— А ты думаешь, что даромъ она тебя обласкала? Выудить хочетъ твои потроха. Да и выудитъ, ежели уже не выудила еще…

— Нтъ, шалишь! Я свою денежную требуху тонко соблюдаю… Труа! На номеръ труа!

— Пойдемте къ другому столу! воскликнула Глафира Семеновна, схватила Конурина за руку и силой начала поднимать его со стула.

— Стой, погоди… Не балуйтесь… упрямился тотъ. — Мамзель, ставь труа.

— Не надо труа. Забирайте ваши деньги и пойдемте къ другому столу.

Глафира Семеновна держала Конурина подъ руку и тащила его отъ стола. Николай Ивановичъ загребалъ его деньги. Француженка сверкнула глазами на Глафиру Семеновну и заговорила что-то по французски, чего Глафира Семеновна не понимала, но по тону рчи слышала, что это не были ласковыя слова.

Копуринъ упрямился и не шелъ.

— Долженъ-же я хоть за коньякъ прислужающему заплатить… говорилъ онъ.

— Заплачу… Не безпокойся… сказалъ Николай Ивановичъ! — Гарсонъ комбьенъ?

Гарсонъ объявилъ ужасающее количество рюмокъ выпитаго коньяку. Николай Ивановичъ началъ разсчитываться с;ь нимъ. Глафира Семеновна все еще держала Конурина подъ руку и уговаривала его отойти отъ стола.

— Ну, ладно, согласился, наконецъ, тотъ и прибавилъ:- Только пускай и мамзель-стриказель идетъ съ нааіи. — Мамзель! коммензи! — и онъ махнулъ ей рукой.

— Да вы никакъ съ ума сошли, Иванъ Кондратьевичъ! — возмутилась Глафира Семеновна. — Съ вами замужняя женщина идетъ подъ руку, а вы не вдь какую крашеную даму съ собой приглашаете! Это ужъ изъ рукъ вонъ! Пойдемте, пойдемте…

— Э-эхъ! Въ кои-то вки пріударилъ за столомъ за французской мадамой, а тутъ… Тьфу! Да она ничего… Она ласковая… Мадамъ! обернулся къ француженк на ходу Конуринъ.

— Не подпущу я ее къ вамъ… Идемте…

Француженка шла сзади и говорила что-то язвительное по адресу Глафиры Семеновны. Наконецъ она подскочила къ Конурину и взяла его съ другой стороны подъ руку. Очевидно, ей очень не хотлось разстаться съ намченнымъ кавалеромъ.

— Прочь! закричала на нее Глафира Семеповна, грозно сверкнувъ глазами.

Француженка въ свою очередь крикнула на Глафиру Семеновну и, хотя отняла свою руку изъ подъ руки Конурина, но сильно жестикулируя, старалась объяснить что-то по французски.

— Вотъ видите, какая она ласковая-то. Она требуетъ у васъ половину выигрыша. Говоритъ, что пополамъ съ вами играла, перевела Конурину Глафира Семеновна рчь француженки.

— Какой съ чорту выигрышъ! Я продулся, какъ грецкая губка. Во весь вечеръ всего только три ставки взялъ. Нонъ, мадамъ, нонъ… Я проигрался, мамзель… Я въ проигрыш… Понимаешь ты, въ проигрыш… Я пердю… Совсмъ пердю… обратился Конуринъ къ француженк. Та не отставала и бормотала по французски.