— Нтъ, нтъ… Сегодня мы ждемъ на праздникъ цвтовъ. Разв вы забыли, что мы взяли билеты, чтобы смотрть, какъ на бульвар будутъ цвтами швыряться?

— Тоже вдь въ сущности дтская игра, замтилъ Николай Ивановичъ.

— Ну, что-жъ, ежели здсь такая мода. Съ волками жить, по волчьи выть, отвчала Глафира Семеновна. — Эта игра по крайности хоть не раззорительная.

Послышался легкій стукъ въ дверь.

— Антре… крикнулъ Николай Ивановичъ и самодовольно улыбнулся жен, что выучилъ это французское слово.

Вошелъ завдующій гостинницей французъ съ наполеоновской бородкой и карандашомъ за ухомъ, поклонился и заговорилъ что-то по французски. Говорилъ онъ долго, Конуринъ и Николай Ивановичъ, ничего не понимая, слушали и смотрли ему прямо въ ротъ. Слушала и Глафира Семеновна и тоже понимала плохо.

— Глаша! О чемъ онъ? спросилъ жену Николай Ивановичъ, кивая на безъ умолка говорящаго француза.

— Да опять что-то насчетъ завтрака и обда въ гостинниц. Говоритъ, что табльдотъ у нихъ.

— Дался ему этотъ завтракъ и обдъ! Вуй, вуй, мусье. Знаемъ… И какъ понадобится, то придемъ.

— Жалуется, что мы вчера не завтракали и не обдали въ гостинниц.

— Странно. Пріхали въ новый городъ, такъ должны-же мы прежде всего трактиры обозрть.

— Вотъ, вотъ… Я теперь поняла въ чемъ дло. Вообрази, онъ говоритъ, что ежели мы и сегодня не позавтракаемъ или не пообдаемъ у нихъ въ гостинниц, то онъ долженъ прибавить цну за номеръ.

— Это еще что! Въ кабалу хочетъ насъ взять? Нонъ, нонъ, мусье… мы этого не желаемъ. Скажи ему, Глаша, что мы не желаемъ въ кабалу идти. Вотъ еще что выдумалъ! Такъ и скажи!

— Да какъ я скажу про кабалу, если я не знаю, какъ кабала по французски! Этому слову насъ въ пансіон не учили.

— Ну, скажи какъ-нибудь иначе. Готелевъ, мусью, здсь много и ежели прибавка цнъ, то мы передемъ въ другое заведеніе. Волензи, такъ волензи, а не волензи, такъ какъ хотите. Компрене?

— Чего ты бормочешь, вдь онъ все-равно не понимаетъ.

— Да вдь я по иностранному. Пене анкоръ — нонъ. Дежене и дине — тоже нонъ, сказалъ Николай Ивановичъ французу, сдлавъ отрицательный жестъ рукой и прибавилъ:- Пойметъ, коли захочетъ. Ну, а теперь ты ему по настоящему объясни.

— Да, ну его! Потшимъ ужъ его, позавтракаемъ у него сегодня за табельдотомъ. Къ тому-же это будетъ дешевле, чмъ въ ресторан. Завтракъ здсь, онъ говоритъ, три франка.

— Тшить-то, подлецовъ, не хочется. Много-ли они насъ тшутъ! Мы имъ и “вивъ ля Франсъ” и все эдакое, а они вонъ не хотли даже второй чайникъ къ чаю подать. Срамъ. Въ стакан чай завариваемъ. Это что, мусье? Не можете даже для русскихъ по два чайника подавать, кивнулъ Николай Ивановичъ на заваренный въ стакан чай и прибавилъ: — А еще французско-русское объединеніе! Нтъ, уже ежели объединеніе, то обязаны и русскіе самовары для русскихъ заводить и корниловскіе фарфоровые чайники для заварки чая.

— Ну, такъ что-жъ ему сказать? — спрашивала Глафира Семеновна.

— Да ужъ чортъ съ нимъ! Позавтракаемъ сегодня у него. Покрайности здсь въ гостинниц ни на какую игорную вертушку не нарвешься. А то начнешь ресторанъ отыскивать и опять въ новый игорный вертепъ съ вертушками попадешь, — ршилъ Конуринъ.

Николай Ивановичъ не возражалъ.

— Вуй, вуй… Ну, деженонъ ожурдюи ше ву, — кивнула французу Глафира Семеновна.

Французъ поклонился и вышелъ.

XX

Позавтракавъ за табльдотомъ въ своей гостиннщ, супруги Ивановы и Конуринъ вышли на берегъ моря, чтобы отправиться на “Весенній праздникъ цвтовъ”. На бульвар Jett'e Promenade, залитомъ ослпительнымъ солнцемъ, были толпы публики. Пестрли разноцвтные раскрытые зонтики. Толпы стремились по направленію къ Promenade des Anglais, гд былъ назначенъ праздникъ и гд были выстроены мста для публики. Почти каждый изъ публики имлъ у себя на груди по бутоньерк съ розой, многіе несли съ собой громадные букеты изъ розъ. Вс были съ цвтами. Даже колясочки, въ которыхъ няньки везли дтей, и т были убраны цвтами. Цвты были на сбру лошадей у прозжавшихъ экипажей, на шляпахъ извощиковъ, даже на ошейникахъ комнатныхъ собаченокъ, сопровождавшихъ своихъ хозяевъ. Балконы домовъ, выходящихъ на берегъ моря, убранные гирляндами зелени, были переполнены публикой, пестрющей цвтными зонтиками и цвтами. Вс окна были открыты и въ нихъ виднлись головы публики и цвты. Продавцы и продавщицы цвтовъ встрчались на каждомъ шагу и предлагали свой товаръ.

— Надо и намъ купить себ по розочк въ петличку, а то мы словно обсвки въ пол, сказалъ Конуринъ и тотчасъ пріобрлъ за полфранка три бутоньерки съ розами, одну изъ коихъ поднесъ Глафир Семеновн.

Но вотъ и Promenade des Anglais, вотъ и мста для зрителей, убранныя гирляндами зелени. Конуринъ и Ивановы предъявили свои билеты, сли на стулья и стали смотрть на дорогу, приготовленную для катающихся въ экипажахъ и декорированную выстроившимися въ рядъ солдатами національной гвардіи съ старыми пистонными ружьями у ноги, въ мдныхъ каскахъ съ конскими гривами, ниспадающими на спину. По дорог сновали взадъ и впередъ съ корзинами цвтовъ сотни смуглыхъ оборванцевъ — мужчинъ, женщинъ и дтей, — выкрикивали свои товары и совали ихъ въ мста для публики.