Константин
Шрифт:
трудиться на разломе и не возвращаться на рудники. В чем-то я их понимал.
Это место стало для них неким подобием свободы. Но их жестокие методы…
Я никогда не разделял насилие. Мы схлестнулись с ними у Рваной горы, у
самого месторождения. Никаких компромиссов, уговоров и примирения. Они
уничтожили смысл нашей жизни - машинерию, в которую мы вложили соб-
ственную душу. Ее работа все изменила бы к лучшему, но они предпочитали
махать кирками, и плевать им хотелось на наши изобретения.
После того кровавого утра, на Рифт заявились блюстители и нас как бунта-
рей объявили вне закона. Мы стали для всех чем-то наподобие страшной бо-
лезни, ужасными душегубами – умевшими лишь убивать, голодными хищни-
ками достойными смерти. Одним словом - лиходеями. Вечными изгнанника-
ми, лишившимися собственной мечты, свободы и всего остального. Понима-
ешь? Нас сделали такими, против нашей воли. Но они ошиблись. Они не сло-
мили нашу волю, а напротив заполучили врагов, которые не желают больше
мириться с тем, что их лишают главного – свободы. Это основная и, на мой
взгляд, единственная цель кодекса лиходеев. А не убийство и насилие, как
привыкли кричать во все горло тюремные глашатаи, слепые рабы тех, кто
объявил на нас охоту.
– Но ведь Верхушке виднее. Может быть, все-таки стоило просто подчинить-
ся?
Белый хвост резко остановился, посмотрел мне прямо в глаза и спросил:
– Скажи, когда летал на крылоплане, ты чувствовал себя свободным?
– Да. Безгранично, - не раздумывая, произнес я.
– И хочешь, что бы это повторилось?
– Да. Конечно.
– А если тебе отказаться от полета?
Я ответил не сразу. Вопрос явно был с подвохом, но в тоже время зацепил
меня за живое. В моей жизни существовало столько несбыточных желаний,
что лишится еще одного – снова ощутить счастье полета - показалось мне
чем-то невыносимым, поэтому я покачал головой.
– То есть ты бы пошел на многое, чтобы вновь обрести утраченную свободу.
Твою свободу! Ту, что не променяешь ни на что на свете, - продолжил рассу-
ждение гном.
– Наверное, да, - согласился я, вспоминая недавнюю эйфорию небесных ви-
ражей.
– Вот именно поэтому я и назвал тебя лиходеем. Три главных принципа на-
шего кодекса: познание нового, свобода и…
– Борьба? – попытался догадаться я.
– Нет, - сказал Белый хвост. – Гнев. Только благодаря этому мы можем до-
стигнуть первых двух целей.
Мы поднялись на очередной холм, и я увидел неровную границу. Здесь
плотные ряды деревьев упирались в каменное плато, которое напоминало
пол в нашем ангаре – ровный серый настил, растянувшийся на бесконечные
мили до самого горизонта.
Приложив ладонь ко лбу, чтобы солнце не слепило, гном вгляделся куда-то
вдаль. Я повторил его движение.
Сначала я различил лишь белое марево, зависшее над землей, словно туман,
способный исказить действительность, но потом мне открылась вся картина.
Пустота была здесь всего-навсего прикрытием. Поверхность земли плыла
волнами и только благодаря невероятным усилиям, я смог разглядеть крохот-
ные точки неких сооружений, казавшимися причудливыми миражами в этом
жарком, лишенным влаги и всего живого месте.
Глава 5 Ржавое солнце запретной зоны
Отдышавшись, я привалился спиной к пожелтевшему и изъеденному дыра-
ми остову исполинской машинерии, которая как мне показалось, на половину
вросла в один из высоченных барханов. Горячий воздух обжигал легкие,
словно внутри меня бурлило огненное варево. Стараясь как можно реже ды-
шать, я отступил назад и покосился на моего проводника. Гном выглядел до-
вольным, хотя его лицо на фоне палящего солнца и казалось весьма бледным.
Стало быть, наш путь лежит вперед и пасовать перед невероятной жарой мой
наставник не собирается.
Я с грустью обернулся и посмотрел на непомерную дистанцию, которую нам
пришлось преодолеть, чтобы добраться до границы Рифта. Отсюда остава-
лась видна только часть лесной кромки нитью растянувшейся вдоль гори-