Я улыбаюсь самой невинной и безоблачной улыбкой из всех, что еще остались у меня в запасе. Я бы не хотел сейчас сердить герцога. Как бы то ни было, мы отчасти в его власти, и что нам делать дальше пока совершенно неясно.

– Сеньор Альфонсо, она хотела послушать парижские новости. Я, как мог, удовлетворил ее интерес. Она расспрашивала о короле, о планах переустройства дворца. Она скучает.

– Да, - как-то неопределенно отвечает герцог, - она скучает… Ее нынешнее положение не предполагает столь привычных ей развлечений.

Он как-то недобро усмехается и тут же проходит вперед - сеньора Мария желала бы осмотреть часовню. И я тоже желаю ее осмотреть, потому что дальнейший сценарий, похоже, будет включать в себя именно это помещение. Строгая, без особых украшений, только фрески под потолком - фигуры в облаках, развевающиеся одежды и простертые друг к другу руки, которым так и не суждено соединиться. Я замираю - перед моими глазами вдруг совсем иные руки - чуть округлые, нежные, молитвенно сложенные на груди. Юная Лукреция на картине Пинтуриккио, Святая Екатерина. Метаморфозы времени.

Дальше, башня Льва, где-то здесь темницы замка, где душка-герцог держит двух родных братьев, которых много лет назад якобы уличил в заговоре против своей персоны. И он же покровитель искусств, окруженный творцами всех мастей, среди которых немало и великих. Я не понимаю этих людей. Почти так же, как не понимал майя.

Когда осмотр замка окончен, а до обеденных увеселений еще достаточно времени, я остаюсь в апельсиновом саду. Рассматриваю внутренний дворик, вглядываюсь в каждое окно - даже если она сейчас стоит и смотрит прямо на меня, я не смогу ее увидеть. Зато я могу видеть яркое летнее небо, словно согревающее меня, и напоследок напиться его ясной безмятежности. После вчерашнего разговора с Лукрецией я вновь словно наполнен призрачным хрустальным светом, который так хорошо ощутил в Саду Теней. Если ей было предсказано, что она сможет увидеть меня перед смертью, вероятно, я тоже не надолго отстану от нее на этом пути. Ведь видение было зеркальным… Судьба забросила меня практически в декорации святого Себастьяна - вон там, на белокаменном балкончике, болтают две придворные дамы, в середине двора, выложенного плиткой, огромное дерево. И над всем этим небо, такое же бездонное, как море. Но сцена еще пуста.

Я опираюсь на парапет, моей щеки почти касаются жесткие глянцевые листочки молодых апельсиновых деревьев. Мне отчего-то кажется, что я должен принять решение. Как нам быть дальше? Здесь, постоянно окруженные придворными, своей немногочисленной свитой да, и что греха таить, соглядатаями герцога, мы не можем даже спокойно перекинуться парой слов. Пробыв здесь день, я готов верить, что я действительно неофициальный посланник короля Франции, а Рене и сеньора Мария служат благочестивым прикрытием моего поручения. Да, Снейп говорил нам прошлый раз - не следует давать ситуации вести себя, тем более, я прекрасно знаю, что будет дальше. Через два дня, 14 июня, придворные врачи, обеспокоенные состоянием Лукреции, вызовут у нее преждевременные роды, ребенок умрет в тот же день, а она проживет еще 10, до 24 июня. Это не изменить, как бы мне ни хотелось. Да я и права на это не имею. Осмелься я сейчас вмешаться во время - и ни меня, ни Рона, ни Герми может вообще не быть на свете. Так нам объясняли в свое время механизм всех перемещений. Только ничего не трогать! Упаси Мерлин, менять по своему усмотрению. И у меня нет никаких шансов спасти Лукрецию. Поэтому 24 июня ее, скорее всего, перенесут в часовню, и если ее последняя воля будет исполнена, Диадема будет на ней. Как и в нашем первом путешествии, нам предстоит прибегнуть к краже. А чем было похищение Чаши из Священного колодца? Мы просто воры, принесенные ветрами времени…

Нам нужно, чтобы у нас были развязаны руки? Что ж, в прошлый раз Снейп советовал нам покинуть место, куда нас привели амулеты, чтобы мы могли действовать по своему усмотрению. А что если попробовать сделать так сейчас? Не дожидаясь трагических событий, ведь проживи мы во дворце до 14, вежливость потребовала бы от нас остаться до конца. Как, будучи посланниками французского короля, похитить Диадему с мертвого тела прямо из часовни? К тому же, тогда нам придется дожидаться похорон, что может затянуться. А если мы уедем послезавтра? Достаточно вежливо - завтра осмотрим литейный завод и загородную резиденцию - и в путь, ведь нашей благочестивой сеньоре Марии так не терпится взглянуть на монастыри. К тому же, герцог уже услышал и получил все, что желал, а король Франции вполне может быть заинтересован в нашем скорейшем возвращении. Решено. Я разворачиваюсь к лестнице и быстро сбегаю по ступеням, завидев во дворе Рона-Рене, рассматривающего под руководством Джованни большую пушку.

– Рене, - говорю я, - полагаю, Вы можете сказать сеньоре Марии, что мы сможем удовлетворить ее нетерпение и выехать послезавтра. Таким образом, через пару-тройку дней мы, как ей этого и хотелось, окажемся под гостеприимным кровом обители, возглавляемой сестрой нашего славного герцога.

– Сеньор Жоффре, - вмешивается Джованни, - Вам не достигнуть ее монастыря так быстро, пути туда не менее недели. Но послезавтра, если Вам будет угодно, Вы могли бы присоединиться к сеньору Джорджио. Он племянник герцога, прибыл сегодня утром, но дела призывают его незамедлительно вернуться в поместье. Дороги герцогства Феррарского довольно безопасны, но…

Рон молча смотрит на меня, я бы сказал, таращится, но мне не позволяет положение. Парча и бархат как-то сами собой заставляют следить за речью и мыслями. Он не понимает, как я мог принять решение один? Я объясню потом, здесь все равно невозможно разговаривать.

Герцог, прослышав о нашем намерении, недовольства не выказывает. Думаю, ему на нас совершенно наплевать, можем ехать в монастырь, можем топиться в По - главное, посольство, ради которого мы здесь, справлено успешно. Пиры, обеды, литейный завод - все совершенно неважно. По крайней мере, для меня. У меня больше нет ни сил, ни желания смотреть на диковины - мои силы на исходе. Может быть, когда-нибудь потом я горько об этом пожалею - кому и когда доводилось своими глазами так близко увидеть жизнь людей другой эпохи, разделить с ними трапезу, запросто поболтать с герцогом Феррары о делах при французском дворе? Но сейчас меня тяготит сама необходимость находиться среди людей, и Рон с Герми, к счастью, как-то ощущают это, так что стараются заполнить собой - шутками, рассказами - неловкие паузы, которые вот-вот возникнут, когда я выпадаю из реальности.

Мы выезжаем ранним утром 13 июня, пока солнце еще не поднялось высоко. Я поднимаю лицо к небу, к окнам дворца - пусть она еще раз посмотрит на меня, девочка-ангел. Пусть зелень наших глаз вновь встретится, хотя я не узнаю об этом. И отразится в лазурном небе, и наполнится солнечным светом этого уже совсем другого утра.

Весть о неудачных родах и болезни герцогини настигает нас в дороге через два дня. Племянник герцога, вызвавшийся проводить нас до своих владений, вынужден спешно откланяться - раз в семье такое несчастье, он должен быть рядом с герцогом. Мы же, в свою очередь, заверяем его, что будем усердно возносить молитвы о здравии герцогини. И, наконец, остаемся практически одни, сопровождаемые только несколькими слугами из собственной свиты. Мы с Роном перекладываем оружие поудобнее, и на первой же остановке под кронами деревьев небольшой рощицы Гермиона, прошептав отвлекающие и заглушающие заклинания, набрасывается на меня: