* * *

Не спать, не спать, не спать на проповеди, Поттер! Позор, ты же у нас священник! Но голос местного пастора такой размеренный, баюкает меня, словно теплые волны, словно потоки мягкого света, что щедро льются на каменные плиты пола через высокие окна. Открой молитвенник, немедленно открой молитвенник, води глазами по строчкам, шевели губами! Ох, и Герми ни к чему пялиться по сторонам. Что, выискиваешь мрачного сэра Джона? Его и искать нечего, вон он, на две скамьи впереди нас - короткие волосы, складки на затылке, желтоватая нездорового вида кожа. Пару раз уже на нас пытался коситься, но ему это делать не с руки, не станет же он оборачиваться прямо во время проповеди, чтоб поглазеть на новоявленных племянников. Зато миссис Бейтс полностью отдается молитвам, со слезами на глазах слушает все, что говорится во время проповеди, кивает в такт каждому слову. А, и она туда же! Перехватывает мой взгляд и быстро кивает мне, указывая на сэра Джона. Да понял я уже, кто он! Так, немедленно уткнуть нос в молитвенник.

Прихожан довольно мало - несколько семей фермеров, еще какие-то соседи - почтенный господин с женой и тремя дочками, молодая бледная дама со скучного вида мужем и парой совсем мелких сорванцов, пытающимися то и дело залезть под скамейку и проползти поближе вперед, еще пара старушек… Жизнь здесь, видать, насыщенная и увлекательная. Так что я вовсе не удивляюсь тому, что, едва закончив проповедь, местный священник, довольно молодой, кстати, человек, вовлекает меня в беседу, радостно вызвавшись проводить нас на могилу тетушки Дороти. Он соболезнует, мы погружаемся в несуществующие воспоминания, миссис Бейтс немедленно приглашает его на скромный семейный обед, он, похоже, рад до безумия.

Выходим на улицу, огибаем церковь - и вот мы уже у низенькой ограды, отделяющей аккуратные ряды могил. Сегодня чудесный солнечный день - высокие деревья, растущие вокруг церкви, словно сошли с картинки в детской сказке. Они едва-едва начали терять листья, золото в нежных лучах утреннего солнца, кое-где багряные нотки кленов. И те же золото и багрянец у нас под ногами, мы ступаем мягко, неслышно, наши голоса приглушенно раздаются в прозрачном осеннем воздухе. Каменные плиты, дорожка между рядами могил. А вот и та, что нам нужна - Эдвард Эллис, а рядом совсем свежая могила со скромным букетом, лежащим на плите - Дороти Грейс Эллис, любимой и любящей. Я внезапно чувствую, что буквы на могильной плите начинают расплываться, сквозь них будто бы проступают совсем другие. И я вижу цветы, совсем не такой скромный букетик, как здесь, нет, совсем другие - у них алые и белые бутоны. Голос священника приводит меня в чувство.

– Вы, должно быть, очень любили Вашу тетушку, мистер Мортон?

Ох, у меня же слезы катятся по щекам! Расчувствовался! Но неожиданно это оказывается уместным, все смотрят на меня с искренним уважением, пока я что-то лепечу про то, что никого не было ближе для нас на целом свете после смерти матушки и батюшки. Герми плачет чуть ли не в голос, смахивая слезы с хорошенького личика, Рон заботливо поправляет букетик на могильной плите. Идиллия, одно слово. Выходит, мы неплохие актеры…

Мы еще пару минут стоим в скорбном молчании, местный пастор тактично оставляет нас наедине с нашим горем, но меня все время не покидает ощущение того, что мы здесь не одни. Точно, вот он, прохаживается между могил, грузный, с поникшими широкими плечами - сэр Джон собственной персоной. Тоже скорбит?

Когда мы, наконец, уже собираемся уходить, он следует за нами, не приближаясь, пока мы не оказываемся вновь у входа в церковь, прокашливается и внезапно окликает миссис Бейтс.

– Э, простите мою назойливость, миссис Бейтс, - голос у него не очень приятный, довольно высокий, что мне в грузных людях всегда не нравилось.
– Не представите ли меня Вашим гостям? Сдается мне, они и для меня не совсем чужие.

Миссис Бейтс поджимает губы и отвечает ему довольно холодно, хотя нас, разумеется, представить не отказывается. А наша Герми, молодец, настоящее сокровище, смотрит на недовольного сэра Джона заплаканными сияющими глазами и говорит ангельским голоском:

– Ах, сэр Джон, мы так рады познакомиться с Вами! Нам столько рассказывали о Вашей доброте! И тетушка о Вас писала. Что Вы стали для нее такой опорой после смерти мужа…

Миссис Бейтс недоуменно таращится на Герми, а вот сэр Джон просто расцветает на глазах. Наверное, это первое доброе слово, которое он слышит за последние месяцы. Бывают же такие люди - вроде и делают все хорошо и правильно, а их никто не любит. Просто за тяжелый нрав, мрачное лицо и неприветливый вид. А ведь он проявил неслыханное великодушие - почти год после смерти брата не претендовал на то, чтоб жить в имении, которое уже отошло ему по закону, не желая смущать бедную вдову…

– Э, хм, мисс Мортон, не окажете ли Вы мне честь, разумеется, и все вы, господа, и вы, э, миссис Бейтс, отобедать у меня, скажем, ну хоть во вторник?

Невероятно! Герми парой добрых слов добилась того, чего не удостоился ни один из соседей! Мы приглашены в Эллис-лодж, нам не надо вламываться туда под покровом ночи!

– Знаете ли, господа, жизнь в таком уединении, конечно, имеет свои преимущества, но порой, э, так недостает свежего ветра, если вы понимаете, о чем я толкую. Так что буду рад! Приходите часика так в четыре. Вам ведь, наверняка, и самим хочется побывать в доме, где вы бывали, ну, еще детишками…

Сэр Джон явно сам смущен своей добротой, откланивается, резко разворачивается и удаляется в сторону деревни, неловко размахивая руками. На лице у миссис Бейтс восторг и непонимание.

– Ну, дорогуша моя, да Вы просто волшебница!
– восхищенно выдыхает старушка, и сама не знает, как близка к истине.
– Это ж надо! Никого к себе не звал, с визитом ни к кому не заглядывал, даже поздороваться лишний раз -и то себя не утруждал. А Вы, милочка, только сказали пару слов - и этот истукан, ну, право слово, настоящий истукан, сразу и растаял!