– А вдруг не только бонсаи, но и свою пиз…

Ладно, не будем о пока, что честной леди, грубо, Ост, не будем. Вот когда она покажет тебе то, что у неё под подолом, тогда и давай волю фантазии… А что, девочка спелая, статная, должно быть, пылкая, куда уж ей с этим увальнем… Почему бы не надкусить, всего лишь разик? Думаю, это будет хорошей проделкой в отношении молодого, всё только едящего и пьющего, но в меньшей степени, лорда, глядишь, и Люц станет со мной поласковее, ещё поласковее, и не только на словах. Впрочем, только от меня зависит, буду ли я с… ним поласковее, а то, как не дам кончить несколько ночек сряду, тут он у меня и завертится, как волчок.

Бедный герцог и не знал, что сравнение с волчком, конечно, не с детской игрушкой, а с обыкновенным таким ручным, одомашненным оборотнем очень понравилось бы лорду Малфою-старшему. У него была, хранилась во глубине кровеносных жил, где-то в сердце мечта переспать с Люпиным. Но это была лишь голубая со всеми оттенками этого цвета мечта, и только-то.

Люпин куда-то подевался насовсем, словно бы решил повторить подвиг ещё одного недоставшегося Люциусу любовника, вернее, любимого - Северуса Снейпа.

Но того Люциус действительно любил, Люпина же желал для коллекции, чтобы как-нибудь в спальне, где он проводил ночи только с мужчинами, признавая их превосходство над слабым полом, для которого годится и оранжерея (в конце концов, там же так романтично, среди бонсаев…) Так вот, в спальне с каким-нибудь достаточно развращённым и уже ничему не удивляющимся партнёром сказать, ввернуть в интимном разговоре, промежду прочим, что он, Люциус настолько продвинут, как поговаривает молодёжь, что и с оборотнем спал, и оборотень этот оказался весьма хорош и пылок, мол, не то, что ты, медуза, расплывающаяся и тающая на песке у кромки волн.

Глава 63.

Лишь для этого хотел лорд Малфой переспать раз, ну, может, несколько, как дела пойдут, с господином Директором Хогвартса, но тот исчез. Насовсем, в неизвестном направлении. Зато поговаривают, что Северус вернулся из своего укрывища, зная, что охота на него прекращена, но теперь исчез Ремус, о, этот Ремус!

Хорошо сложенный, не такой худющий, как Северус, пониже ростом, как раз под стать Малфою, а вот размерчик у него, как говорят немногие смельчаки и сорвиголовы, спавшие с оборотнями, должен быть поистине гигантским, словно у настоящего волка. Ради этого размерчика в своей заднице и стоило попробовать секс с вервольфом. Да поговаривают, они ненасытные такие! Как бы Люциусу ночью не стало худо…

Но попробЫвать очень хотелось, и с размерчиком, и с ненасытностью звериной любви. Он же, Люпин, нет, Ремус, Рем - наверняка девственник. Значит, изрядная порция неизрасходованного либидо человека-волка передастся Люциусу, и для него откроются новые горизонты в сексуальных, поистине дорогих сердцу милорда, отношениях. Только вот, какими они будут?..

Пока младший Малфой ел-пил, ел-пил, ел и пил, но в большинстве своём знаменитые на весь бомонд малфоевские вина, не перетяжеляя свою печень - он, как и отец, особенно внимательно и активно заботился о здоровье своего похудевшего в ласках страсти организма, Малфой-старший предавался рефлексии о вновь живом, вполне здоровом, вот только почему-то не преподающем, по-прежнему недоступном куме, навещавшем, по рассказам очевидцев, Хогвартс, ещё в феврале, когда Люциус готовился к наплыву низкого пошиба гостей.

Он всё надеялся выкроить минутку, а лучше - несколько часиков, чтобы навестить Северуса в его апартаментах, как всегда подарив ему какое-нибудь украшение. Лорд Малфой знал по проверенным источникам - подкупленным эльфам - что драгоценный кум носит его дорогущие брелоки и часы, сколько бы их не было подарено ему, под мантией, и докладывается о подарках вездесущему оборотню.

А потом затащить под обычным предлогом навестить кума в Мэнор и, может быть, очень может быть, что тот после долгой разлуки и, озверев от одиночества в изгнании, и согласился бы на притязания Малфоя к его детородному органу. Хотя бы чуточку, хотя бы почувствовать… его вкус, вкус его спермы. На большее лорд Люциус вполне трезво не рассчитывал.

А в это время Гвенн с герцогом Густавичем гуляла по саду, оживлённо беседуя и находя всё больше точек соприкосновения с его, оказывается, нежной, как у девушки, и чувствительной душой. У миссис Малфой была ide'e fix - затащить герцога в оранжерею и там предаться запретной, но, судя по его чувственному поцелую, который она так и не забыла, приятной любви. Той любви, которая доставляет то самое огромное, невиданное наслаждение, сначала тянущее внизу живота, а потом раскрывающееся незримым цветком в путешествии по небесам Радуги.

– Вы так милы и непосредственны, миледи…

Герцог говорил это уже в который раз, но Гвенн не надоедало слушать комплименты. Она толком ни разу и не слышала их от мужчины, только убегая с подружками в кафе, где за ними стеной стоял шёпоток:

– Глядите, как разодеты! А какие куколки! Все, как одна, с фарфоровыми, словно нарумяненными, личиками!

Но «серьёзные», предназначенные ей, только ей одной комплименты именно в свой адрес Гвенн получала только на каникулах от окружавшей её валлийской знати, говорящей: