Шрифт:
29 июля 1990 г., Гольдег
30-го показали блестящий спектакль. 4 часа классного театра. Праздник! Победа! Отзывы — самые, самые. Уорн (продюсер из Вены): это конец старого театра и начало нового! Это революция. Это сравнимо по уровню только с фильмами Тарковского и т. д.
В финале стучали ногами, орали, аплодировали очень долго.
Потом пили пиво в погребке отеля «Nеue Wirte» с приятелями Куртом и Надей.
31-го — один из самых прекрасных дней. С тех пор как ушла Танюша, пожалуй, не было такого светлого и покойного дня. Один из тех дней, которые вырываешь из цепи потока и помнишь (или вспоминаешь) потом всю жизнь.
Этот день в Гольдеге такой. За спиной хорошая работа, победа... Впереди — переезд в другую страну, к другой работе, в другую среду. Да еще настоящий выходной! Я избавлен от хлопот покупок и прочей дребедени.
Первую половину дня провели на Золотом гольдегском озере. Игорь, Ваня, Белкин, Иванов, Р..., Алехандро. Ребята купили смешную надувную лодку, катались, купались, визжали, снимались на фоне Австрийских Альп, чинные австрийцы смотрели на нас издали, по-моему, с хорошей завистью... Выпили много вина. Прекрасного вина. Прекрасные, радостные минуты. Когда я шел утром к озеру, один, по тропинке, смотрел на горы, позади белел замок и ратуша с золотым крестиком на готическом острие колокольни, — перехватило дыхание и заплакал, так ощутил твое, милая, отсутствие в мире... Стал молиться, перебрал все молитвы... и после каждой молитвы просил: «Господи, упокой душу рабы Твоей Татьяны». Потом издалека увидел Белкина и других, они махали мне руками. Отпустило дыхание, Танюша подтолкнула меня в спину своими ручками, я ее чувствовал так просто в этот момент за спиной у себя и в то же время вокруг меня — везде, я пошел быстрее и свободнее, и сказал «Аминь», и подошел к друзьям... Я сказал: вот, иду и молюсь за Танюшу, молюсь... за упокой... почему она никогда этого не видела. Юра налил в кружку вина и сказал: «Выпей молча». Я выпил. Все.
В 16.00 выезжали из Гольдега в Зальцбург.
Как нас провожали местные жители... Не забыть никогда. Никогда! Счастливые добрые люди. Те женщины, которые обслуживали нас за завтраком и обедом, с порога гостиницы (все вышли, такой стайкой) махали белыми полотенцами. И в эту секунду пошел роскошный дождь сквозь чистое, солнечное небо. Гольдег плакал... Дальше, дальше, дальше.. Несбыточная красота, справа, слева, сверху, внизу... горы, ущелья, склоны, подъемы... Замок на вершине... нет... нет... нет, не под силу, не пишется.
У Р. вся рожица светилась счастьем. Едем, едем!
В Зальцбурге — дождь. Мы с Игорем и с Расой были в гостях у Курта и Нади. Красивый вечер.
Сделал себе в память об этом дне отличный подарок — трубку и хороший голландский табак.
Посадка в поезд. Студенты на полу в спальных мешках. Мы навеселе. Счастливые лица, хохмы... смех. Шеф одобрил мое приобретение... Обкуривать, конечно, только под его руководством. Тут же набил первый раз табачок. Кажется, в час ночи поезд тронулся. Зальцбург-Сплит. Еще колобродили, пили вино. Бродили из купе в купе и т. д. Засыпали. Утром опять пили пиво, вино. Ехали уже по Югославии. Солнце, солнце... Приехали в Сплит часов в 6 вечера. Значит, 1 августа, так, что ли. СПЛИТ... Старый знакомый. Печально и радостно. Вот подъехали к оперному театру, где мы играли два года назад. Где был такой головокружительный успех наших «Персонажей».
8 вечера (1 августа) садимся на паром. Два часа пути морем — и остров HVAR. Хвар.
Тает Сплит... Красиво... Темнеет. Мы на верхней палубе. Прохлада от моря. Кучкуемся, болтаем.
Кто-то сидит в баре. Мы не спускаемся вниз, здесь хорошо. Шеф в добром настроении. Море. Паром причаливает через 2 часа в Старом городе, а не в Хваре. Уже 11-й час. Теперь нужно через весь остров ехать на автобусе до Хвара. Едем. Ночь. Узкая, вьющаяся дорога.
Конец июля - начало августа 1990 г.
Расписание такое: встаем в 8 утра, купаемся. В 8.45 автобус везет на завтрак, в 10 — тренаж с Абрамовым, первый час — стрейдж, второй час — танец. В 12 — вокал с Г. Юровой. В 13 — Васильев на один час (разговор). В 14 — обед. Тут уже жара полная. Едем в отель. Отдыхать. Жара.
В 18 — отъезд из отеля и репетиция с шефом до 23.
Очень жарко. Днем невозможно. Отдыхающим, наверное, легче.
Состояние шефа критическое. Не может начать репетировать. Конфликты с фестивалем, с Брегичем. Я не знаю всех причин, да, наверное, их и нет в полной мере... Он сам выбрал это помещение, театр, где не играли 300 лет, собственно, это музей, и только, огромное количество технических сложностей, вплоть до отсутствия туалетов и даже воды во всем помещении. (Мы бегаем в кафе, вниз.)
5 августа 1990 г. Хвар
В таких условиях не приходилось работать никогда в жизни... Целый день идут туристы... То итальянцы, то немцы, то югославы, даже русская группа мелькнула... Заходят в ложи, смотрят, щелкают аппараты, снимают на видео... Репетиции идут своим чередом, на второй день уже привыкли, никто на них не обращает внимания.
Шеф долго собирался на этот раз. Были очень тяжелые минуты. Истерики и все такое. «Я один, никто не помогает, я тону, а все смотрят, выплывет или нет» и т. д. 7-го только вечером началась нормальная репетиция. Труппа держится нормально, хотя усталость накопилась немалая. И соблазны южные одолевают, но все в общем держат форму.
Основные трудности с обжитием, подчинением дома (театра). Все-таки театром здесь уже не пахнет. Все мыли, обтирали пыль, как-то обживались. Стало легче. Уютнее, обжились. Игорь с Иваном по свету хорошо определились. Задача была разомкнуть рамки зала, прорезать среду зала извне...
Зал — встроенный (типа Фарнезе в Парме), на втором этаже большого старинного здания. Огромная терраса... море в двух шагах, т. е. в прямом смысле в двух. Площадь... Площадь гудит. Самый курортный пятачок... Лавочки, торговцы, гуляющая публика, разноязычие... Гул слышен в зале до глубокой ночи, тоже проблема.