Шрифт:
3 июня 1989 г.
Бог послал Сашу Игнатова. Просто не представляю, как бы все это было. Теперь все хорошо. В Лондоне встретили и быстро перевезли из 3-го в 1-й терминал, не потеряли ни минуты и уже летим в Москву. Состояние? Близкое к обмороку. Танечка, Танюшенька, родная.
4 июня 1989 г.
Вот... эта черта... конец моей жизни. Писать об этом невозможно... 9 июня, ровно в б часов вечера не стало моей Танюши.
Сегодня девять дней. Только что вернулись с кладбища. Похоронили 11-го. На Северном кладбище, рядом с папой, Анатолием Алексеевичем. Все эти дни с моего прилета в 2 часа ночи с 4 на 5 — страшный сон. Может быть, когда- нибудь позднее запишу. Когда-нибудь. Господи... Как тяжело.
17 июня 1989 г. Ростов
Вот. Одиночество... Вот... тупик... тупик. Танюша, мамочка моя... кинолента... сюжет... и только. Не может же это быть жизнью.
Утром съездили с Оксаной Ивановной на кладбище. Последний раз. Миленькая, подожди, сказал я ей, подожди, я скоро... Сколько раз говорил ей такие слова... теперь уже навечно.
По-до-жди.
18-го долго, 6 часов, ехал в автобусе к моим старикам. Долго, жарко, невыносимо. Но... надо было поехать. Им тоже... Только что они проделали этот путь на похороны. Не было такого слова в моем лексиконе до сих пор... не было. Похороны... Боже, Боже...
Так не хотелось ехать, так трудно... Но жалко, жалко родных моих стариков... Святых моих стариков. Как поздно все доходит, как непростительно поздно. То, что эти два человечка, заблудшие и беспомощные на страшной этой планете — святые, я понял уже взрослым человеком.
Я старался. Старался как-то что-то... облегчить, сказать... поговорить (особенно с папой, родной мой, он так любит поговорить, и не с кем, и не о чем... беда). Старался. Вечер 18-го... потом 19-го и 20-го был с ними. Никуда ни к кому не ходил, только с ними. Ходили с папой по великому городу Перевальску. Я расспрашивал его о войне, о плене, о чем ему, наверное, всегда хотелось, но не говорилось. Впервые услышал, как он сказал «чекист», впервые услышал подлинную его интонацию...
21-го утром в 7.30 сел в автобус и в 2.30 дня был в Ростове.
Толик взял мне билет на СВ. Один в купе, слава богу. Еду. Один. Бутылка водки. Еду. Плачу. Один. Боль не пройдет. Никогда. Никогда. Боль.
23 июня 1989 г., поезд «Тихий Дон» Ростов-Москва
Поезд. Думал, буду ехать и писать... но это невозможно... то, что нужно (или, быть может, не нужно,не знаю).
Утро 24-го, поезд
Дома невыносимо. Невыносимо. В Москве невыносимо. Везде невыносимо.
Без даты
Утром не смог пойти на репетицию. Нет сил. Нет никаких сил. Пришел только к 3-м часам.
Читаем и разговариваем... «Гиганты гор».
А.А. — «Вся история безжалостно разрушает театр, отвергает, уничтожает мысль о его нужности...»
«А в целом (в результате 4-х актов) — есть акт искусства».
«Я понимаю конфликт только в динамике. А так... говорю: соотношение, альтернатива и т. д. Две картины висят: конфликт? — Конфликт, но... представьте себе конфликт, сделанный из статики, без протяженности, невыраженный и т. д. Это же совсем другая вещь, другой мир искусства».
25 июня 1989 г., воскресенье
Вылетели вчера, 2 июля, в 10.30 утра из Шереметьевa. Летели 3.30 («Аэрофлотом» с курицей). В этот же день после того как разместились в гостинице — тренаж. Потом все пошли смотреть город. Я тоже было пошел, но вернулся в номер (меня одного поселили, спасибо), лег и спал. Купил бананов, поел и спал. Утром в 7.30 снес вниз вещи (меняем сегодня гостиницу), вернулся опять в номер и опять лег. Опять спал, или думал, или... забылся. В 10.45 — двинулись в репзал. Всей толпой. Ехали на метро долго. Провели два тренажа (Г.А. и Гриша).
Солнце на улице, жарко. Но и прохладно.
Соображаем, как играть. Разговариваем...
1-й акт. Вводим Эмиля. Душевный парень. Я, говорит, не актер. Я — комик.
3 июля 1989 г. Лондон
Сегодня первый спектакль. Всего здесь 5 (7,8,9,10 и 11). Никуда не ходил, нигде не был. Правда, с Олегом Липциным один раз после вечерней репетиции съездили в Сохо. Это интересно. Туда ехали на метро от театра, оттуда на лондонском двухэтажном автобусе. На красном, старинном. Сидели, конечно, на втором этаже и курили. Вот и все. Может быть, потом схожу куда-нибудь. Пока и времени, правда, не было. Репетиции, тренажи. А.А. не в себе. Кажется, он сильно волнуется. Ведет себя ужасно. Орет, кричит, матерится и ломается. Кажется, он сам хочет все разрушить, своими руками. «Я тебя породил, я тебя и убью». Жалко и странно... Стараюсь «улететь» в эти минуты, не слышать и «не быть» здесь. Зачем он так? Не знаю. Бог ему судья. Он живет свою судьбу, так, как может и хочет. Артисты не без греха — это так. Не без греха, но, наверное, можно и другие слова найти, и другую расстановку. Не знаю... А теперь и знать как-то не очень хочется. Одиночество. Как я знаю, что это такое. Вот здесь, сейчас, в Лондоне, и все равно. Как раньше считал дни, спектакли... как ждал... как — скорее, скорее, хотелось поторопить время. Некуда спешить. Некуда. Все равно. Могу ездить хоть год, хоть два, хоть сколько... Могу не ездить. Везде мне место, и нет нигде мне места. Та могилка на Северном кладбище Ростова... Но... не чувствую, что онатам. Таня, Танюша... Танюша... как одиноко мне без тебя, как невозможно одиноко...
5 июля 1989 г.
Кончили 2-й акт, принимают, кажется, неплохо.
Далее произошли события совсем скандально-дурацкие, не хочется даже и писать. Нервы, крики, срывы, обиды и проч. и проч. Самый такой «театр» без прикрас. Глупо, а главное — бессмысленно.
Прошел и 2-й и 3-й акты. Мне кажется, несмотря ни на что, все было достойно, хорошие аплодисменты в финале и проч.
Обещали прием. Действительно, поднялись в какой-то бар здесь же, в театре. Тесный, набитый местным народом, который, не дожидаясь гостей, пил вино и закусывал (хваленое британское гостеприимство... или я ошибаюсь, вежливость, кажется, хваленая). Так ли, нет ли... чудом досталась мне толика красного вина... бутерброда уже не досталось. Наговорили комплиментов, восхищений и т. д. Глуповато стоять с пустым бокалом. Подались наши ребята к автобусу и в 12 уже отчалили в гостиницу. Дирекция фестиваля через Машу передала свои извинения за «прием», это, мол, не они устраивали... Прощаем... В отеле перекусил кусочком колбасы, помидорами... Перед сном смотрел Фила Донахью. Очень красивые, вернее прибранные, женщины и мужчины говорили о сексе. Красиво говорили. Вообще нравится, как они говорят, общаются. Что-то снилось... не помню. В 8.30 разбудил будильник. Пошел на завтрак. Ночью начался дождь сильный. Завтрак хилый. Знакомый нам, «континентальный» называется. Кофе, булочка, кусочек масла, конфитюр.