Твен Марк
Шрифт:
Тутъ вс приступили ко мн съ просьбами самыми упорными, самыми патетическими; но я не могъ опредлить срока, такъ какъ не помнилъ, какъ долго должно продолжаться полное затмніе. Я былъ въ самомъ затруднительномъ положеніи, надъ которымъ приходилось призадуматься. Произошло нчто странное съ этимъ затмніемъ и самый даже этотъ фактъ былъ несовсмъ для меня ясенъ. Дйствительно-ли это было шестое столтіе, или все это совершалось во сн? Но тутъ у меня явилась новая надежда. Если мальчикъ не ошибся въ числ и, дйствительно, было 20-е іюня, то значитъ, это не шестое столтіе. Я дотронулся до рукава монаха и спросилъ его, которое число.
Онъ отвтилъ мн, что двадцать первое! У меня опять пробжалъ холодъ по тлу. Я спросилъ, не ошибся-ли онъ, но тотъ отвчалъ, что онъ въ этомъ вполн увренъ и прекрасно зналъ, что 21-е число. И такъ этотъ волосатый мальчишка опять все перепуталъ! Дйствительно, въ этотъ день должно быть затмніе солнца. И такъ я, на самомъ дл, нахожусь при двор короля Артура и могу вполн воспользоваться этимъ обстоятельствомъ.
А между тмъ, мракъ становился все гуще и гуще, а народъ приходилъ все въ большее и большее отчаяніе.
— Я подумалъ, сэръ король;- отвчалъ я. — Чтобы дать вамъ урокъ, я продолжу мракъ надъ землею и день будетъ превращенъ въ ночь, но чтобы вернуть вамъ солнце, или возстановитъ его, то я долженъ остаться съ вами. И вотъ, каковы мои условія: Вы, ваше величество, останетесь королемъ надъ всми вашими землями, какъ и слдуетъ государю, вамъ будутъ воздаваться вс подобающія почести, но вы должны сдлать меня пожизненнымъ министромъ и исполнителемъ вашей воли; дать мн одинъ процентъ съ той суммы, которая составляетъ приращеніе къ доходу казны; но если мн окажется мало этихъ денегъ, то я уже не буду имть права просить прибавки. Удовлетворяетъ-ли это васъ?
Раздался шумъ громкихъ рукоплесканій, но тутъ послышался громкій голосъ короля:
— Снять съ него цпи! Пусть знатный и простой, бдный и богатый — словомъ, вс мои подданные воздаютъ ему должныя почести, такъ какъ онъ сталъ правою рукою короля и его мсто на самой верхней ступени трона; онъ облеченъ властью и могуществомъ. Теперь разсй этотъ ужасный мракъ и дай намъ свтъ чуднаго солнца, тогда вс будутъ благословлять тебя!
На это я возразилъ:
— Если обыкновенный человкъ срамится передъ свтомъ, это еще ничего; но для короля, большое безчестіе, если кто-либо видитъ его министра нагимъ и потому, прошу тебя, избавь меня отъ этого позора, прошу тебя, прикажи принести мн мое платье!..
— Оно не подобаетъ для тебя, — прервалъ меня король, — принесите ему одежду друга города! Одежду, какую подобаетъ носить принцу.
Моя голова усиленно работала. Мн приходилось выдумывать различныя препятствія, лишь бы только выиграть время, такъ какъ въ противномъ случа, они стали бы просить меня разсять мракъ, между тмъ какъ это вовсе не было въ моей власти. Послали за одеждой, на это было употреблено нсколько времени, но все же этого было мало, полное затмніе солнца все еще продолжалось, тогда мн нужно было придумать какую-нибудь другую отговорку. И вотъ я сказалъ, что мракъ долженъ продлиться еще нкоторое время, потому что король, быть можетъ, далъ это общаніе въ порыв перваго впечатлнія; но если черезъ нсколько времени онъ не отступится отъ своего общанія, тогда мракъ разсется. Конечно, какъ король, такъ и присутствовавшіе были очень недовольны такимъ распоряженіемъ, но я стоялъ на своемъ.
А между тмъ, становилось все темне и темне, я дрожалъ отъ холода въ своемъ неуклюжемъ одяніи шестого столтія. Но тьма длалась все гуще и гуще, народъ приходилъ въ отчаяніе, подулъ холодный ночной втеръ и на неб появились звзды.
Наконецъ, наступило полное затмніе и я былъ этимъ очень доволенъ, — но вс прочіе пришли въ сильное отчаяніе и это было совершенно естественно. Тогда я сказалъ:
— Король своимъ молчаніемъ доказалъ, что онъ не отступается отъ своихъ общаній. Затмъ я простеръ руку и простоялъ такъ нсколько мгновеній, потомъ произнесъ торжественнымъ голосомъ: «Разсйтесь чары, не причинивъ никому зла!»
Но не послдовало никакого отвта въ этомъ кромшномъ мрак и въ этой могильной тишин. Но когда минуты дв или три спустя заблистала на солнц серебристая каемочка, вс присутствовавшіе хлынули ко мн и стали осыпать меня благодарностью и благословеніями; конечно, Кларенсъ былъ въ томъ числ далеко не изъ послднихъ.
ГЛАВА VII.
Богиня Мерлэна.
И вотъ я сдлался вторымъ лицомъ въ королевств; въ моихъ рукахъ была сосредоточена и политическая власть и внутренняя; я и самъ во многомъ измнился. Начнемъ съ вншняго вида: одежда моя состояла изъ шелка и бархата, золотыхъ и серебряныхъ украшеній; конечно, она была не совсмъ удобна и тяжела и первое время крайне меня стсняла, но привычка длаетъ многое и я скоро примирился съ этимъ неудобствомъ. Мн дали хорошее и обширное помщеніе въ королевскомъ замк. Но въ этомъ помщеніи было душно отъ тяжелыхъ шелковыхъ драпировъ; на каменномъ полу вмсто ковра былъ разостланъ тростникъ. Чтоже касается до такъ называемаго комфорта, то его тутъ вовсе не было. Въ этихъ комнатахъ было множество дубовыхъ стульевъ, большого размра, очень тяжелыхъ, съ рзьбою грубой работы, на этомъ и оканчивалась вся меблировка. Здсь не было, наконецъ, такихъ необходимыхъ вещей, какъ мыло, спички, зеркала; правда, у нихъ существовали металлическія зеркала, но смотрться въ нихъ было все равно, что въ воду. Затмъ полное отсутствіе картинъ, гравюръ, литографій. Но было ни звонковъ, ни слуховой трубы, чтобы я могъ позвать кого-либо изъ своихъ слугъ, которыхъ у меня было очень много. Всякій разъ я долженъ былъ идти самъ и позвать, въ комъ имлъ надобность. Тутъ не было ни газу, ни подсвчниковъ; бронзовый тигель, наполненный до половины масломъ, въ которомъ плавала тлющая ветошка, и было то, что здсь называлось освщеніемъ. Нсколько такихъ тигелей висло по стнамъ и видоизмняло темноту, именно смягчало ее настолько, что можно было бы различать предметы. Если случалось, когда-нибудь, выходить изъ дому вечеромъ, то васъ сопровождали слуги съ факелами. Тутъ не было ни книгъ, ни перьевъ, ни чернилъ, не было стеколъ въ отверстіяхъ, которыя тутъ почему-то назывались окнами; стекло — вещь крайне незначительная, но разъ его нтъ, то чувствуется большое неудобство. Но что самое худшее было для меня, такъ это то, что здсь не было ни чая, ни сахара, ни табаку. Я считалъ себя вторымъ Робинзономъ Крузо, заброшеннымъ на необитаемый островъ, лишеннымъ всякаго общества, вмсто котораго меня окружало большее или меньшее число ручныхъ животныхъ; для того, чтобы сдлать себ жизнь немного сносною, мн приходилось поступать такъ же, какъ и Робинзону: изобртать, придумывать средства, создавать, реорганизировать вещи, работать и головою и руками.
Сначала меня смущало то вниманіе, которое оказывалъ мн народъ. Вроятно, вся нація горла страстнымъ желаніемъ хотя только взглянуть на меня. Солнечное затмніе навело паническій страхъ на всю Британію; эти невжественные люди полагали, что наступилъ конецъ міра. Затмъ распространился слухъ, что виновникомъ такого ужаснаго событія былъ одинъ чужеземецъ, могущественнйшій магъ при двор короля Артура; онъ задулъ солнце, какъ задуваютъ свчку, именно въ то время, когда этого мага хотли сжечь, но когда его помиловали, то онъ разсялъ чары и сдлался почетнымъ человкомъ въ государств, такъ какъ онъ своимъ могуществомъ спасъ земной шаръ отъ разрушенія, а его обитателей отъ голодной смерти. Такъ какъ вс врили этимъ сказкамъ, и даже никто не осмливался въ нихъ сомнваться, то, конечно, въ цлой Британіи не нашлось ни одного человка, который не прошелъ бы пятидесяти миль пшкомъ, лишь бы только взглянуть на меня. Обо мн одномъ только и говорили; вс остальные интересы отодвинулись на задній планъ; даже на короля не обращали такого вниманія какъ на меня. Уже сутки спустя ко мн стали стекаться депутаціи со всхъ сторонъ. Мн приходилось по двнадцати разъ въ день выходить изъ дому, показываться толп. Иногда это смущало и затрудняло меня, но все же скажу откровенно, что въ то же время мн было и пріятно пользоваться такими почестями и вниманіемъ. Мерлэнъ зеленлъ отъ зависти и досады, но и это также доставляло мн большое удовольствіе. Но что мн казалось очень страннымъ, такъ это то, что никто не просилъ у меня автографа. Я сказалъ объ этомъ Кларенсу, но увряю васъ, что мн пришлось объяснять ему, что такое это значитъ; когда я объяснилъ ему это, то онъ съ своей стороны сообщилъ мн, что въ Британіи никто не уметъ ни читать, ни писать, за исключеніемъ нсколькихъ патеровъ. Вотъ какова была эта страна! Подумайте только объ этомъ!