Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II
вернуться

Андреев Вадим Леонович
Шрифт:

2. «Возьми меня, и кровь мою, и сон…»

Возьми меня, и кровь мою, и сон, И беспощадный желтый небосклон, И облака, и сердце, и звезду, Сиявшую в эфире и бреду, Скупое бормотанье отчих лир, Весь осязаемый любовью мир — И там в неуязвимой вышине — Верни тебя земную — мне.

3. «Остывает душа, отцветают цветы…»

Остывает душа, отцветают цветы — Никогда не придешь, не приблизишься ты. Никогда, да, я знаю, что нет, никогда Человеком не станет родная звезда. В темно-огненном небе не мне по пути За тобой и с тобою ночами идти, И не мне сквозь пространство и время и свет Удержать ускользающий ангельский след Белых крыльев твоих, нежных веющих кос, Улетевших из мира юдоли и слез. 1932

«Достоверней, чем ночь, чем весна…» [9]

А.М.А.

Достоверней, чем ночь, чем весна, Чем жестокое солнце над нами, Темных кудрей немая волна, Неживое и нежное пламя. Бесполезной природы умолк, Отступился, развеялся голос. Исполняя свой ангельский долг, Ты от жизни вполне откололась. Даже сердце твое, о, никак, О, совсем не присутствует в мире… …Уничтожил разгневанный мрак Стаю ласточек в черном эфире.

9

«Достоверней, чем ночь, чем весна…» — обращено к матери.

«Тебя не радуют небесные селенья…» [10]

А.М.А.

Ты скажешь: ангельская лира Грустит в пыли, на небесах.

Тютчев

Тебя не радуют небесные селенья, Воздушной пахоты густая полоса. Ты озираешь без волненья Тебе чужие небеса. Верна земной привычке, ты ведешь, должно быть, Огромным дням простой и бесполезный счет, — Вдали земной, гнетущей злобы Небесный принимая гнет. Неточное, как мгла, твое существованье. Увы, жизнь опрокинулась сама в себя. Нет, нам не суждено свиданья! Нет, мне не вызволить тебя!

10

«Тебя не радуют небесные селенья…» — обращено к матери.

«Что толку нам о будущем гадать…»

Что толку нам о будущем гадать, Зачем живой судьбе противоречить, — Прозрачен мир, нежна речная гладь, Еще нежней, нежнее наши встречи. Весло скользит и гнутся тростники, Ночная бабочка летит за нами, Горит на самом берегу реки Закатных туч развернутое пламя. Ничто неповторимо здесь, мой друг, И там, и даже там — неповторимо, Течет река, благоухает луг, Звенит простор, — но все проходит мимо. 1934

«Отшумит и отплачет гроза…»

Отшумит и отплачет гроза, И опять одиночество встанет, И опять — в голубые глаза, Точно в небо, душа моя канет. И опять в полусне голубом Будет все — и прекрасно и ложно, И опять я забуду о том, Что любить наяву невозможно. 1934

«Что спорить нам — да, все пройдет…»

Что спорить нам — да, все пройдет, И все когда-нибудь остынет, И даже воздух твой умрет, Твой воздух, розовый и синий. Но как тогда, сквозь плоский свет, Сквозь холод явственной неволи Увидим мы, что неба нет, Что нет гармонии без боли, Что темной музыкою мы Дышать и плакать не сумели, Что райской радостней тюрьмы Огонь языческой свирели. 1934

«На полувздохе, так, на полуслове…»

На полувздохе, так, на полуслове Все оборвется, кончится, умрет, Когда меня тяжелый голос крови Для новой жизни призовет. Еще сейчас играет желтой пылью Скользящий по стене раскосый луч, Еще цветут раскинутые крылья На западе горящих туч, Еще дыша и бренным, и тревожным, Душа горит и любит — оттого, Что для нее меж истинным и ложным Незримо грешное сродство. 1934