Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II
вернуться

Андреев Вадим Леонович
Шрифт:

Автору «Икара» («Вдоль голых стен летит перо, белея…») [11]

Вдоль голых стен летит перо, белея, И падает, и кружится оно, И вновь летит, и, медленно слабея, Осколком света падает на дно. В нем есть еще сиянье жизни звездной, — Такая жизнь не может умереть, — И сладко нам — над безъязыкой бездной Звенит стихов языческая медь. 1934

11

Автору «Икара» — К заглавию приписано от руки: Lauro de Bosis.

«О нищете я не устану говорить…»

О нищете я не устану говорить, Я нищеты моей не смею затаить, Но все слова, растаяв в дымной тишине, Тенями, снами возвращаются ко мне. Темнеет воздух, но еще блестит вода, — Дождем наполнилась до края борозда, И в нежном поле медленно ползет сырой, Туманный, странный, вечереющий покой. Она со мной и неотступна и чиста, Моя подруга, золотая нищета. Во мгле, качаясь, тонут дальние холмы — Моя подруга, может быть, заснем и мы. 1934

ИЗ СБОРНИКА «СТИХИ О РОССИИ» (1937)

«Ты пронзительней счастья, Россия…»

Ты пронзительней счастья, Россия. Невозможно тебя оскорбить. Разлетаются листья сухие, Только звезды не могут не быть. Не забыть холодевшие руки И разгневанные небеса. Обреченные ветру разлуки, Облетают твои голоса. И не в силах к тебе возвратиться, И не в силах тебя разлюбить, Сердце, как ослепленная птица, Не летая, пытается жить. 1928

Прометей («Как черная пена…»)

Как черная пена, Взлохматилась мгла Прозрачная сцена, Кружась, поплыла. Над волнами кресел, Над гребнями лож Классической пьесы Суровая ложь. И ветер трагедий И тьмы набегал, И плакал и бредил Растерянный зал, И клекот орлиный, Орлиный глагол Над миром звериным, Как солнце, расцвел, И клочьями бури Взъерошилась мгла — В смертельной лазури Два черных крыла. Мы тоже горели Небесным огнем. Россия, ужели Мы тоже умрем? 1931

«Сердце, ты было счастливым…» [12]

Сердце, ты было счастливым — О, до последнего вздоха! Глиняным желтым обрывом Окончилась наша эпоха. Небо казалось твердыней, Ветер рвался на причале, Над водяною пустыней Не чайки, а тучи кричали. Встретясь с желанною мглою, Солнце горело, как рана, Солнце с огромной косою Пронзенного светом тумана. Вдаль низкорослые волны Шли беспокойной толпою. Голос, разлукою полный, Прощался, эпоха, с тобою. Сердце, ты было счастливым — О, до последнего вздоха! Глиняным желтым обрывом Окончилась наша эпоха. 1931

12

«Сердце, ты было счастливым…» — HP.

«Так. За ночь камни расцвели…»

Так. За ночь камни расцвели. Так. Европейский бред час от часу бессвязней. Встает в мучительной лазури и пыли Слепое утро нашей казни. Дрожанье деревянных струн! Огромной лирою плывет в толпе телега. Вчера взывал к народной совести трибун, Но время захлебнулось бегом. Как просто все! И мы умрем, И мы сквозь бормотанье этой черной лиры Расслышим в воздухе пронзительно пустом Слепое пение секиры.

«Ночью в беспросветном океане…»

Ночью в беспросветном океане, В медленно колеблющейся мгле Белый айсберг перед нами встанет Альбатросом об одном крыле. И, как насмерть раненная птица, В ледовитом, в непробудном сне Будет он качаться и кружиться, Угасая в скользкой тишине. Русский лед в бездарном мраке тает, Тает русский воздух. Все пройдет. Однокрылой птицей отлетает Сердце в безнадежный небосвод. 1933

«Воскреснет тот, кто умер, а для нас…»

Воскреснет тот, кто умер, а для нас Недопустимо воскресенье: Мы платим вечностью за каждый час, За полужизнь, за полутленье. Бежали мы. Валы родных морей, Как матери, нас провожали, Пока слепые кормы кораблей В чужие страны уплывали. Мы сыновья огня, и нам темно В краю, где все огни остыли, И сердце наше помнит лишь одно Опустошительное — были. 1933