Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II
вернуться

Андреев Вадим Леонович
Шрифт:

«Незнакомый друг прошел совсем недавно…»

Незнакомый друг прошел совсем недавно, На широком поле проложил лыжню. До чего же с ходу подрубил он славно Снежную, большую простыню! Там, где крепко палки в белый снег врезались — Видно, друг — размашистый ходок, — Налитые тенью, синие медали Он оставил, за кружком кружок. Я бы наградил такой медалью синей Зайца, чтобы он спокойней жил. Белку, сбросившую с тонкой ветки иней, И ворону — тоже б наградил. Жалко мне, что эти легкие медали, Солнцем обожженные, сгорят: Было б славно, если б звери надевали Те медали на парад.

«Дубовый пень, казалось, годы…» [25]

В. Сосинскому

Дубовый пень, казалось, годы Был сном смертельным одержим, И муравейник тоненькие своды Неспешно воздвигал над ним. Вокруг кроты свои сверлили норы, Одели черные его бока Лишайника прозрачные узоры, Похожие на пенки молока. Но вдруг — да, та весна была дождлива, И шорохом воды был полон лес, Когда на склоне скользкого обрыва, Как некий Лазарь, он воскрес. Он в небо выстрелил зеленой веткой, Такой непостижимо молодой, Что целый лес сквозь дождик редкий Залюбовался этой красотой!

25

«Дубовый пень, казалось, годы…» — HP.

«От зноя вскрикнула роженица-сосна…»

От зноя вскрикнула роженица-сосна, И вот из шишки, из ее раскрытых створок На крылышках прозрачных семена Летят — между стволов затихнувшего бора. О нет, не всё заслужат жизнь и свет, Не всякое сквозь крепкий мох прорвется семя, Но тех, кто вырастет, на сотню лет Себе подвластным сделает земное время, То странное теченье вещества, Когда круги годов сосна упрямо множит, А человека — мысли и слова Своею прихотливой сменою тревожат. 1966

«Ты пробовал ли взвесить мрак ночной…»

Ты пробовал ли взвесить мрак ночной Иль тяжесть самой страшной мысли? Смотри: стоят весы перед тобой, Но неподвижно коромысло. Искусства ты не взвесишь никогда, Надолго скрыть его не сможешь, Ты невесомого его следа И завистью не уничтожишь.

«Будь доверчив и ласков к словам…» [26]

26

«Будь доверчив и ласков к словам…» — HP.

Будь доверчив и ласков к словам: Поколенья их ложью питали И к рукам, как детей, прибирали, И волю давали рукам. Что ни слово — каким бы оно Ни казалось упрямым и грубым, Неприятным и злым — узкогубым, — Непочатой жизнью полно. Тем не менее будь начеку И свободы не дай браконьерам, Краснобаям, словам-лицемерам, Тихоням, проникшим в строку. Если скажешь «отечество», будь И внимателен, и осторожен: В этом слове, быть может, заложен Убийственный яд. Если суть Превосходного слова теперь Запеленута в ненависть к миру, — Береги драгоценную лиру И прежде, чем скажешь, — проверь! 1965,1966

Зеленый мох («Зеленый мох — но не хватает губ…») [27]

Зеленый мох — но не хватает губ, Но не хватает рук его погладить. В его зеленый мир… Но не могу С собою, призрачным и слабым, сладить. К его шершавой, нежной плоти я Всем существом напрасно приникаю: Чужая смерть вошла, как яд, в меня, И я ее бегу, не принимаю. Чужая смерть, которой я бегу, С ее холодным и пустым бесстрастьем… О, все, что я еще сберечь могу, Я все отдам твоей зеленой власти, Прохладный мох. В непостижимый мир Твоей лесной, твоей всесильной жизни… Прими меня, прими, прими, прими И мне в лицо живой водою брызни! 1966

27

Зеленый мох — HP: с посвящением «А. Сосинской».

Ночной лес («Всей грудью ночь на лес легла…»)

Всей грудью ночь на лес легла. Ее дыханье стало внятным. Как будто черной ватой мгла Отдельные прикрыла пятна. И там, где угасал костер, Борясь с таинственной дремотой, Прохладную ладонь простер Невидимый и властный кто-то. Но вдруг случайный ветерок, И вспыхнул, розовый и зоркий, Сквозь тонкий пепел уголек, Заговорил скороговоркой О том, что холодно ему, Что он бессилен, что не может Преодолеть ночную тьму, Что жизнь моя его тревожит, Что я… Он вспыхнул и исчез. И медленно сквозь мглу ночную, Шурша листвой, незримый лес Ко мне приблизился вплотную. 1966

Душа («Душа — ее никак не взвесишь…»)

Душа — ее никак не взвесишь, И зорких пальцев поиск — ни к чему. Душа, похожая на отзвук дальней песни, Приникнет к сердцу твоему. Она в ответ на голос крови, И радуясь, и плача, и скорбя, Каким-нибудь одним внезапным словом Вдохнет земную жизнь в тебя, И легкие наполнит воздух, И ты коснешься горестной земли, И поведет тебя душа по звездам, Как водят капитаны корабли. Она сама — лишь только слово, Лишь сочетанье букв, но ей одной Обязана дыханьем наша совесть И жизнь осмысленной мечтой. 1966