Этот вопрос стал, наконец, выдвигаться и самой жизнью. Капитал мало-помалу сделался силой. Появились машины и одержали свою великую победу; они содействовали расширению производства и придавали ему все более и более капиталистическую окраску. Но с введением машин выступило наружу тягостное противоречие интересов, которое с развитием капитала проникло в хозяйственную жизнь и с каждым днем стало приобретать все большее значение: противоречие интересов капитала и труда.

В ремесле предприниматели и наемные рабочие, мастера и подмастерья принадлежали не столько к различным социальным классам, сколько к различным поколениям. Чем был первый, тем мог и должен был сделаться второй. И если даже их интересы временно и были различны, то в общем все-таки брало верх чувство принадлежности к одному и тому же сословию. Совершенно иначе обстояло дело в крупном капиталистическом производстве. Предприниматель, который предоставляет капитал, редко бывал рабочим или же никогда им не бывал; а рабочий, который предоставляет свои рабочие руки, редко или никогда не будет предпринимателем. И те и другие заняты в одном и том же деле, как мастера и подмастерья, но они люди не только различного общественного положения, как эти последние, но и различных миров. Они принадлежат к двум различным классам, интересы которых имеют так же мало общего, как мало имеют общего и они сами. Пример машин показал, как резко могут расходиться интересы капитала и труда: машины доставляли предпринимателю-капиталисту золотые плоды, но те же самые машины при своем введении лишили тысячи рабочих насущного хлеба. Но даже тогда, когда уже зажили первые раны, этот контраст все еще проявлялся в значительной степени. Капиталист и рабочий делятся доходом от предприятия, но делятся так, что рабочий получает обыкновенно мало, даже очень мало, а предприниматель много. Недовольство по поводу этой незначительной части дохода не смягчается, как это было раньше у подмастерьев, надеждой на получение впоследствии львиной доли, потому что такой надежды у рабочего в крупном производстве нет; напротив, недовольство это обостряется в значительной степени еще следующим обстоятельством: рабочий видит, что ему достается скудная плата за более тяжелый труд, предпринимателю же достается львиная доля, хотя труд его, если только предприниматель вообще трудится, гораздо легче. Если ко всем этим контрастам судьбы и интересов присоединить еще мысль, что в действительности рабочие создают продукты, из которых предприниматель извлекает свою прибыль — а эта мысль почти непосредственно вытекает из многих мест получившей быстрое распространение системы Смита, — то вполне естественно, что защитники «четвертого сословия» стали поднимать по поводу первичного процента тот же вопрос, который за много столетий до того был поднят в пользу должников по поводу ссудного процента, — является ли справедливым процент? Справедливо ли, что предприниматель-капиталист, даже в том случае, если он не принимает никакого участия в производстве, получает под названием прибыли на капитал значительную часть того, что рабочие создают своими усилиями, и не должен ли принадлежать этим последним весь продукт?

Этот вопрос стал раздаваться в конце XVIII и в начале XIX столетия, сначала тихо, а потом все громче и громче; а то обстоятельство, что этот вопрос был вообще выдвинут, вызвало в теории процента необыкновенное и продолжительное оживление. Проблема процента, которая могла остаться незамеченной, пока она интересовала только теоретиков и только для теоретических целей, выросла теперь в великую социальную проблему, пройти мимо которой наука и не могла и не хотела. И насколько исследования природы первичного процента были скудны и бледны до Адама Смита, настолько многочисленны и содержательны они сделались после него.

Однако эти исследования были так же не согласованы друг с другом, как и многочисленны. До Адама Смита научные взгляды эпохи выражались одной только теорией. Co времени Смита мнения распались на ряд противоречивых теорий, которые с удивительным постоянством сохраняют свой противоречивый характер и по настоящий день. Обыкновенно новые теории вытесняют старые, которые мало-помалу уступают им свое место. В нашем же вопросе каждой новой теории удавалось только занять место наряду с прежними, которые сумели с необыкновенной стойкостью сохранить за собою свое место. При таких условиях внешнее развитие со времени Смита не представляет собой картины внутреннего преобразования, а скорее картину накопления разноречивых теорий. Этим ясно определяется наша дальнейшая задача. Она будет заключаться в том, что мы проследим все разноречивые учения в их появлении и развитии по настоящий день и постараемся составить себе критическое суждение о достоинствах и недостатках каждого из этих учений в отдельности. Так как развитие теории, начиная с этого момента, совершается одновременно различными путями, то я считаю целесообразным оставить хронологический порядок изложения, которого мы придерживались до сих пор, и расположить материал по содержанию различных теорий.

С этой целью я постараюсь прежде всего дать краткий обзор всего литературного материала, который мы будем рассматривать. Этого мы достигнем скорее всего, если выдвинем на первый план характерное зерно проблемы. Тогда мы увидим, как в зависимости от этого зерна теория распалась на множество различных оттенков, подобно тому как свет преломляется в призме.

Предметом нашего исследования является тот факт, что при производительной затрате капитала в руках предпринимателя всегда остается излишек, пропорциональный величине затраченного капитала, причем этот излишек обусловливается тем, что ценность благ, произведенных при помощи капитала, всегда больше ценности благ, затраченных на их производство. Возникает вопрос: почему существует такой постоянный излишек, или «прибавочная ценность»?

На этот вопрос Тюрго ответил: «Излишек должен существовать потому, что в противном случае капиталисты обращали бы свой капитал на покупку земли». Смит ответил: «Прибавочная ценность должна существовать потому, что в противном случае не было бы в интересах капиталиста затрачивать свой капитал на производство».

Оба эти ответа мы признали уже неудовлетворительными. Какие же ответы дают позднейшие исследователи?

Их ответы, по моему мнению, распадаются прежде всего на пять отдельных групп.

Одна группа довольствуется ответами, данными Тюрго и Смитом, и успокаивается на них. Это направление, в начале нашего столетия еще очень распространенное, но с этого времени все более и более теряющее свой престиж, я назову бесцветными теориями.

Вторая группа теорий говорит: Капитал производит излишек. Это направление, имеющее в литературе многих представителей, может быть обозначено общим названием «теорий производительности». Уже здесь я замечу, что теории производительности, как мы это впоследствии увидим, в свою очередь, в своем дальнейшем развитии распадаются на несколько разветвлений: на теории производительности в более тесном смысле этого слова, которые признают непосредственное производство капиталом излишка продуктов, и на «теории пользования», которые объясняют происхождение прибавочной ценности окольным путем, а именно тем, что производительное пользование капиталом представляет собой особенный элемент издержек, требующий себе вознаграждения, как и всякая другая составная часть издержек.

Третья группа отвечает: прибавочная ценность является эквивалентом части издержек, входящей в состав цены, — «воздержания». В самом деле, если капиталист обращает свой капитал на производство, то он должен отказать себе в его настоящем потреблении. Эта отсрочка потребления, это «воздержание», является жертвой и как таковая является частью издержек производства, требующей вознаграждения. Это направление я буду называть теорией воздержания.

Четвертая группа видит в прибавочной ценности вознаграждение за предоставленный капиталистом труд. Для этой теории, имеющей также различные видоизменения, я буду употреблять название трудовой теории.

Наконец, пятая группа — преимущественно принадлежащая социалистам — отвечает: прибавочная ценность не отвечает никакому естественному излишку, а появляется исключительно вследствие сокращения справедливого вознаграждения рабочих. Эту теорию я буду называть теорией эксплуатации.

Таковы главные направления. Уже они достаточно многочисленны. Несмотря, однако, на это, они не выражают собою еще всего разнообразия, до которого развилась теория процента. Мы, напротив, увидим, что некоторые из главных направлений распадаются, в свою очередь, на большое число существенно различных типов, что в иных случаях элементы нескольких теорий соединяются в новую своеобразную комбинацию и что, наконец, в пределах одного и того же теоретического типа разновидности в формулировке общей основной мысли часто так значительны и характерны, что не без основания можно было бы признать отдельные оттенки учений самостоятельными теориями. То обстоятельство, что выдающиеся мыслители нашей науки прибегали к столь различным путям для открытия истины, является убедительным доказательством того, что ее открытие не только важно, но и трудно.