В дальнейшем Лотц еще несколько расширяет это неопределенное объяснение: он приводит в оправдание требований капиталиста то обстоятельство, что без помощи капитала рабочий или совсем не был бы в состоянии выполнять работу, дающую выручку, подлежащую распределению, или же, по крайней мере, он не мог бы выполнять ее так удачно. Это обстоятельство и дает Лотцу масштаб для «настоящей справедливой нормы» ренты с капитала: рента, по его мнению, должна определяться соответственно поддержке, получаемой рабочим благодаря применению капитала. Этот способ определения нормы Лотц поясняет несколькими примерами и показывает при этом, насколько близко могут сойтись крайности: он только что доказывал, что вся «выручка от труда, а следовательно, и весь получающийся от труда доход, в сущности, принадлежит только рабочему как вознаграждение за труд»; теперь же он доказывает, что при известных обстоятельствах собственник машины, сберегающей труд, по справедливости может требовать даже девять десятых из выручки от производства!

Очевидно, контраст между отправной точкой и окончательным выводом еще более ярок, чем у Зодена, и средняя часть рассуждения, которая должна объяснить эту непоследовательность, едва ли более содержательна, чем у первого. В сущности там только и говорится о том, что капиталисты желают получать процент, а рабочие могут согласиться на вычет процента; насколько это «объяснение» не соответствует понятию действительной теории процента на капитал, осветит ярче всего сопоставление его с проблемой земельной ренты. Названное объяснение имеет такое же значение для проблемы процента, какое имело бы в области проблемы земельной ренты объяснение, что землевладельцы должны получать земельную ренту потому, что в противном случае они предпочитали бы оставлять свою землю необработанной, и что сельские рабочие по справедливости могут согласиться на вычет земельной ренты потому, что без содействия земли они или вовсе не создали бы подлежащей распределению выручки, или же во всяком случае не так удачно! — Очевидно, Лотц и не подозревал, что таким ходом объяснения он даже не затронул сущности проблемы308.

Наконец, последняя группа бесцветных писателей остановилась посередине между взглядами Смита, с одной стороны, и в то время уже появившейся теорией производительности Сэя — с другой; эти авторы заимствовали у того и у другого взгляда несколько характерных черт, но не развили ни того ни другого в обстоятельную теорию. У Сэя почти все эти авторы заимствуют идею, что капитал представляет собой самостоятельный фактор производства, и некоторые обороты речи, намекающие на «производительную силу» капитала; у Смита — ссылку на мотивы, побуждающие капиталиста предоставлять свой капитал рабочим; однако все эти авторы избегают дать точное определение проблемы процента.

Среди этих авторов мы встречаем наряду с другими Якоба312, который считает основным источником всех полезных вещей исключительно природу и труд (§ 49) и сводит прибыль на капитал к прибавочным результатам, созданным трудом (§ 275, 280); в другом же месте он называет прибылью на капитал то, «что производится капиталом сверх его ценности» (§ 277), а капитал — употребляя термин Сэя — «орудием производства» (§ 770) и часто рассматривает собственников капиталов как непосредственных производителей, которые имеют право принимать участие в первичном распределении выручки ввиду непосредственного содействия, оказанного ими производству благ, благодаря предоставлению своих капиталов312. Затем мы встречаем Фульду312, который смотрит на капитал как на особенный, хотя и не первоначальный источник благ и, между прочим, сравнивает его с машиной, «которая при целесообразном применении не только постоянно сохраняется, но при помощи которой можно также кое-что приобрести»; дальнейшего объяснения этой мысли Фульда, однако, не дает (с. 135). Затем мы встречаем Айзелена312, неясность позиции которого характеризуется уже тем обстоятельством, что вначале он признает только два основных источника благ — природу и труд (с. 11), а потом называет «основными силами производства» труд, природу и капитал, из совместной деятельности которых вытекает ценность всех продуктов (§ 372); впрочем, он видит назначение капитала в повышении производительности труда и сил природы (§ 497 и др.), а для объяснения процента на капитал он в конце концов ничего не может сказать, кроме того, что существование процента на капитал необходимо, как мотив для сбережения капитала (§ 491; приблизительно то же в § 517, 555 и др.). Мы встречаем в этой группе авторов и уважаемого Рау.

Характерно, что Рау, несмотря на появление целого ряда законченных теорий процента на капитал, держался до самого конца своей долголетней научной деятельности того бесхитростного объяснения, которое было общепринятым в его молодости. Еще в восьмом и последнем издании своего курса экономической науки, появившемся в 1868 году, Рау затрагивает проблему процента на капитал лишь в нескольких поверхностных замечаниях, которые, в сущности, содержат в себе старый, введенный еще Адамом Смитом мотив о причинах, побуждающих капиталиста предоставлять свой капитал для производства. «Для того чтобы он (капиталист) решался накоплять блага, собирать и обращать их в капитал, он должен иметь прибыль другого рода, а именно ежегодный доход, который должен существовать до тех пор, пока существует капитал. Таким образом, обладание капиталом для частного лица... обращается в источник дохода, который называется рентой, или процентом»313.

Богатое развитие литературы о проценте до 1868 года почти не оставило следов в сочинениях Рау. Из теории производительности Сэя он перенял только идею, что капитал представляет собой самостоятельный источник благ: но он сейчас же смягчает этот взгляд и отвергает термин «производительные услуги», употребленный Сэя для обозначения вклада этого источника благ, как выражение неподходящее, и причисляет капиталы к «мертвым вспомогательным средствам», в противоположность силам, создающим блага (I, § 84). А в другом месте, в примечании, он цитирует теорию воздержания Сениора, не прибавляя, однако, от себя ни слова для выражения одобрения или порицания (I, § 228).

Перейдем теперь из Германии в Англию. Там прежде всего обращает на себя внимание Рикардо.

У этого великого мыслителя повторяется явление, которое обнаружилось уже у Смита: сам он не дал теории процента, но зато имел громадное влияние на развитие этой теории. Его самого я должен причислить к бесцветным авторам: он, хотя и занимался в значительных размерах темой процента, но считает таковой явлением вполне или, по крайней мере, почти полностью естественным; говоря о происхождении процента, он ограничивается несколькими поверхностными замечаниями, но зато очень подробно останавливается на различных конкретных деталях, освещенных, правда, весьма обстоятельно и остроумно, что вовсе не проливает света на основной теоретический вопрос. Но и в его учении, как в учении Смита, есть мысли, на которых можно было бы построить самостоятельные теории, если их только развить последовательно. Впоследствии эти теории были действительно развиты и находили себе немалую опору в авторитете Рикардо как своего теоретического предшественника.

Рассуждения, в которых Рикардо затрагивает процент на капитал, весьма многочисленны. Их можно найти, не считая случайно высказанных замечаний, главным образом, в I, VI, VII, и XXI главах его «Начал политической экономии и налогообложения»314.

В этом сочинении — поскольку это необходимо для наших целей — можно до наибольшей наглядности различать три группы соображений по поводу процента. К первой группе я отношу замечания, высказанные Рикардо непосредственно по поводу происхождения процента, ко второй группе — его взгляды на причины, обусловливающие величину процента, к третьей — его взгляды на связь, существующую между процентом и ценностью благ. При этом я должен еще предварительно заметить, что Рикардо, как большинство англичан, вообще не отличает процента от предпринимательской прибыли и охватывает оба эти явления словом «profit».