Мы начнем с обозрения бесцветных теорий.

Не сразу совершился описанный в конце предыдущей главы переворот, в результате которого социальной проблемой первенствующей важности стало явление процента на капитал, значение которого во всем его объеме долгое время не постигали. Даже после Адама Смита целый ряд авторов считал возможным довольствоваться несколько патриархальными взглядами на этот вопрос Тюрго и Смита. Было бы весьма ошибочным полагать, что среди этих их последователей можно найти только несамостоятельные умы, светила второй и третьей величины. Конечно, к этой группе относится почти целиком ряд тех несамостоятельных авторов, которых всегда является много после появления вызвавшего переворот гения, авторов, вся деятельность которых посвящается исключительно популяризации нового учения: но, наряду с таковыми, мы видим и не одного замечательного мыслителя, который обошел нашу проблему исключительно по тем же мотивам, что и Смит.

Понятно, что взгляды, высказанные по поводу процента этими «бесцветными» авторами — я так их буду называть, — оказали, в общем, очень незначительное влияние на развитие теории. Это обстоятельство позволяет мне отказаться от подробного рассмотрения сочинений большинства этих авторов и остановиться только на некоторых из них — на тех, которые представляют больший интерес или благодаря своей личности, или же благодаря оригинальности учения.

Человек, знакомый с характером немецкой национальной экономии в конце прошлого столетия и в начале нынешнего, не будет удивляться тому, что среди немецких авторов найдется необыкновенно большое число «бесцветных».

Их индифферентность не может быть названа однообразной. Некоторые из них, привыкшие строго идти по стопам Смита, как, например, Сарториус304, Людер304 и Краус304, повторяют почти дословно и неопределенные его замечания о проценте, в особенности его мысль, что не было бы в интересах капиталиста применять свой капитал производительно, если бы не существовал процент. Другие дают более свободные варианты того же мотива, как, например, Хуфеланд304 и Зойтер304. Третьи, как, например, Пелитц304 и несколько позже Мурхард304, смотрят на существование процента как на нечто вполне естественное и не приводят ни одного слова для объяснения такового. Четвертые дают, правда, оригинальные объяснения, однако эти объяснения в высшей степени поверхностны и лишены всякого значения, так что они едва ли могут претендовать на почетное звание теории. К таким авторам относится Шмальц, который, очевидно попадая в логический круг, объясняет существование первичного процента возможностью отдавать капитал за проценты304.

Весьма наивно объяснение нашей проблемы, данное графом Канкриным. Как курьез, я приведу короткую цитату дословно. «Всякому известно, — говорит он305, — что деньги дают процент; но почему же это так? Если два собственника вещественных капиталов желают обменяться своими продуктами, то каждый из них желает получить за труд сбережения капитала и в виде прибыли, сверх настоящей ценности продукта, столько, сколько другой согласится ему дать; необходимость же заставляет обоих сговориться на средней цене. Дело в том, что деньги представляют собою вещественный капитал: при помощи денег можно получить прибыль — вот происхождение процента». Словами, напечатанными курсивом, Канкрин хочет объяснить существование первичного процента, второй половиной этой цитаты — существование ссудного процента; притом он считает это объяснение вполне достаточным, и впоследствии, в другом месте, он самодовольно ссылается на него: «Я уже выяснил, почему капитал дает прибыль — деньги в виде определенного процента, а вещественный капитал в виде цены вещей!» (с. 103).

Большего внимания заслуживают авторы, которые в более ярких красках выразили взгляд Смита, что прибыль на капитал представляет собою долю продукта, присваиваемую капиталистами.

Из числа последних граф Зоден307 резко противопоставляет капитал, т. е. вещество, к которому применяется «производительная сила», самой этой силе. Прибыль на капитал он объясняет тем, что собственник «вещества-капитала» имеет возможность «привести за себя в движение чужую силу, и делиться прибылью от применения этой силы с лишенным средств производства наемным рабочим. (I, с. 65). Существование такого распределения Зоден считает естественным следствием конкуренции. Он не задается трудом дать формальное объяснение этого, однако у него часто прорывается взгляд, что меньшее число капиталистов в сравнении с большим числом наемных рабочих всегда должно дать капиталистам возможность купить наемный труд за цену, при которой они будут получать доход (с. 61, 138). Зоден это вполне одобряет (например, с. 65 и след.) и советует не добиваться увеличения заработной платы путем ее регулирования. «В самом деле, — говорит он, — если бы собственник материала вследствие установления заработной платы на более высоком уровне не получал уже прибыли от применения чужой силы, то он оставлял бы мертвым весь материал, которого он лично не в состоянии обработать» (с. 140). Зоден только желает, чтобы «цена» заработной платы приравнивалась к ее «действительной ценности». Однако, несмотря на подробное обсуждение проблемы ценности производительной силы (с. 132 и след.), остается довольно неясным, какая — по мнению Зодена — заработная плата соответствует этой «действительной ценности»: вполне ясно только то, что, по его мнению, капиталист должен получать доход и тогда, когда производительная сила вознаграждается по полной своей ценности307.

При разборе этих рассуждений возникает впечатление, что на основании первой части, в которой он называет процент прибылью от применения чужого труда, следует ожидать вывод, прямо противоположный тому, который дает вторая часть; притом мотивировка этого неожиданного вывода, ввиду своей расплывчатости, совсем не убедительна.

Такого же рода замечания можно сделать и по отношению к Лотцу.

Этот остроумный автор подробно высказывается по поводу процента в своем «Handbuch der Staatswirtschaftslehre» (Erlangen, 1821). Он решительно высказывается против появившегося учения Сэя, согласно которому капитал обладает самостоятельной производительной силой: «сами по себе все капиталы мертвы», и «самостоятельный труд капитала, без сомнения, немыслим»; напротив, капитал является всегда только орудием человеческого труда (I, с. 65 и след.). Впоследствии эта точка зрения находит себе применение в одном очень важном месте, а именно при обсуждении ренты с капитала.

«Если, — говорит Лотц, — капитал представляет собою только средство облегчения труда, а сам по себе никакого труда не создает, то капиталист вправе требовать «из выручки от труда, т. е. из суммы благ, приобретенных или произведенных при его помощи, для себя только возмещения благ, затраченных при таком предоставлении капитала рабочим, или, точнее, возмещения издержек на содержание рабочего, возмещения предоставленного ему сырого материала и возмещения орудия, изношенного вследствие употребления его рабочим; ...это возмещение, строго говоря, представляет собою, в сущности, ренту с капитала, которую капиталист может по справедливости требовать от рабочего, работающего на него; это возмещение, в сущности, представляет собою ту часть произведенных или добытых рабочим благ, которая по справедливости принадлежит капиталисту. Следовательно, не может быть и речи о прибыли на капитал в собственном смысле, т. е. о таком вознаграждении капиталиста за предоставление капитала, которое давало бы излишек сверх затраченного капитала. Если труд приносит больше, чем стоил затраченный на производство капитал, то эта выручка и всякий из нее вытекающий доход принадлежат, в сущности, исключительно рабочему, как вознаграждение за его труд: в действительности не капиталист производит продукты рабочего, и, следовательно, все, что рабочий произвел или же добыл при помощи предоставленных капиталистом благ, принадлежит ему, рабочему, или же всему человечеству, если смотреть на силу, проявляющуюся в рабочем, как на естественный фонд, принадлежащий всему человечеству» (с. 487 и след.).

В этом остроумном и оригинальном замечании Лотц близко подходит к позднейшей «теории эксплуатации» социалистов. Но он не делает окончательного вывода из этого хода мыслей, а неожиданно возвращается к прежнему бесцветному объяснению Смита. «Если бы, однако, — продолжает он, — капиталисту приходилось довольствоваться только возмещением того, что он уступил рабочему для производства из накопленных своих благ, — если бы обращались с капиталистом так строго, — то он вряд ли согласился бы передать рабочему что-либо для производства из своего запаса благ. Он, может быть, никогда не согласился бы сберегать капитал: действительно, многие отказались бы от сбережения капиталов, если бы они не имели в виду некоторое вознаграждение за труд этого сбережения в виде ожидаемого процента. Следовательно, если рабочий, у которого нет того, что необходимо для применения его рабочей силы, хочет, чтобы капиталист предоставил ему это необходимое и сделал возможным использование присущей ему производительной силы или облегчил это использование, то он неизбежно должен согласиться уступить капиталисту долю дохода от своего труда».