Гринберг Ури Цви
Шрифт:
Я устал — умираю спать!
Сынок, сынок. Застелила постель
И уложила тебя. И легла сама.
И спалось мне так сладко, сынок, сынок,
Как в ту, первую ночь, что зачала тебя.
Как убить тебя мог этот шарик свинца!
Раз — все! И нет у меня сына… Сынок, сынок.
Больше не вернешься домой и не обнимешь меня:
"Привет мама"… И не отразится улыбка твоя в зеркале.
Перевод Е. Минина
1. «Бьётся, бьётся родная, стеная, скорбя…»
/Перевод М. Польского/
1.
Бьётся, бьётся родная, стеная, скорбя:
сколько жарких ночей я хотела тебя,
девять лун я под сердцем носила тебя,
как же ты потерялся, кровинка моя?
Где вы кудри, обнявшие чёрной волной
лик твой милый, улыбку сияющих глаз...
Ты счастливый однажды с прогулки пришёл,
и сказал: ты не знаешь, родная, какой
весь в закатных лучах город наш золотой!
По зелёным холмам мы бродили сейчас,
я устал, но мне так хорошо!
Я застлала постель белоснежным бельём.
Ты уснул. Я легла... Мы с тобою вдвоём...
О, волшебная ночь, свет любимых очей —
сладкий плод моих первых ночей.
Но ничтожная пуля тебя отняла...
Хватит! Память навеки хранят зеркала,
как ты входишь — хозяин — в заждавшийся дом
со словами: родная, шалом!
2. «Был героем мой сын, и геройски погиб…»
/Перевод Е. Минина/
2.
Был героем мой сын, и геройски погиб,
На дороге в Йерусалим, напоив ее кровью сполна —
Стали кровниками — мой сын и дорога в Йерусалим,
Где так бесконечен простор и глубока тишина.
Был героем мой сын, и геройски погиб,
Боже, кто мне его, воскресит?
Брал его на колени недавно сандак,
А теперь, он, кровинка, в могиле, где мрак.
Умереть я согласна, лишь указали бы к сыну дорогу,
И по каплям из вскрытых вен не колеблясь ушла за ним,
Чтобы встретившись, слились навек: мать и сын — уже неразлучно,
Жизнь — во мне начинал, а закончил на дороге в Йерусалим.
Перевод Е. Минина
2. «Сын, ты пал смертью храбрых, погиб как герой…»
/Перевод М. Польского/
2.
Сын, ты пал смертью храбрых, погиб как герой,
жар земли утолил своей кровью живой
на подъёме в столицу. Она твоя мать
как и я. Я должна тебя ей передать
навсегда — на подъёме в столицу,
там, где свет невечерний струится.
Сын, ты пал смертью храбрых, погиб как герой...
Кто вернёт мне тебя из могилы сырой —
колыбели твоей, кто теперь твой сандак,
мой единственный! — Пепел и мрак.
О, когда бы я знала дорогу к тебе —
всю бы кровь отдала благодарна судьбе,
чтобы вечно свиданию длиться.
Но начало твоё — это лоно моё,
а конец — на подъёме в столицу.
3. «Чей он — Йерусалим? Мой он — Йерусалим…»
/Перевод Е. Минина/
3.
Чей он — Йерусалим? Мой он — Йерусалим,
Мой и сына … И кровью скреплен их союз;
И теперь город стал кровным братом у сына.
И моим сыном стал. В этом радость и грусть.
Он в земле глубоко… Как ее он любил,
За нее в бой пошел. За нее отдал жизнь…
Чтоб ее не топтали арабские ноги,
Чтобы сын не считал: Я напрасно погиб.
Сына именем я заклинаю теперь:
Если кто-то решит эту землю раздать,
Пусть под ними Святая земля разверзнется,
Она — Бога, и сына, и павших на ней.