Судъ засдалъ въ помщеніи узднаго създа, въ третьемъ этаж кирпичнаго дома, въ длинномъ, про-сторномъ зал, выходящемъ семью окнами на обшир-ную соборную площадь съ каменными рядами лавокъ и магазиновъ.

Стороны и свидтели по обоимъ назначеныымъ къ разбору дламъ собрались, согласно повсткамъ, къ 9-ти часамъ утра, но дло объ Иван Кирильев, шед-шее послднимъ, началось слушаніемъ толысо около 4-хъ часовъ дня.

Къ этому времени изъ боковыхъ дверей въ залъ бойкими шагами вошелъ въ вицъ-мундир, съ блой цпыо на ше, судебный приставъ — маленькій, круг-лнькій, совершенно лысый господинъ съ близорукими, выпуклыми глазами, придававшими его вообще добро-душному лицу съ торчащими въ стороны русыми усами выраженіе разсерженнаго кота.

№№№.ІаП-Ііа2кГи

— Судъ идетъ. Прошу встать!—громко провозгла-силъ онъ. .

Вс встали. Залъ былъ биткомъ набитъ публикой. На заднихъ скамьяхъ размстились мужики и бабы — все родные, знакомые, сваты и односельцы Ивана иего убійцъ. Тутъ былъ и Степанъ съ Палагеей, съ двумя старшими дочерьми, изъ которыхъ Анютку недавно на-сильно выдали замужъ, и другіе родственники, всрод-ныо Горшкова и Лобова, Акулина съ дтьми, зятемъ и дядьями покойнаго Ивана. Срый людъ толпился и въ передней, и на лстнйц, и даже на подъзд. Двое дюжихъ городовыхъ, стоявшихъ у вторыхъ дверей зала, едва сдерживали напоръ толпы. Переднія скамьи были заняты чистой публикой, пришедшей послушать рчь московской судебной знаменитости, и приставу, чтобы размстить всхъ, пришлось распорядиться поставить цлыхъ два ряда стульевъ въ проход между передней скамьей и рзной невысокой коричневой ршоткой, пе-регораживавшей залъ на дв половины. Какъ разъ око-ло нея столпились вс присяжные засдатели, чело-вкъ около тридцати.

Вслдъ за приставомъ въ залъ вошли судьи въ вицъ-мундирахъ съ толстыми золочеными цпями на ше у каждаго.

Предсдательствующій — внушителыіаго вида су-хощавый господинъ неопредленныхъ лтъ, съ срой растительностью на сромъ лиц и стриженой бобри-комъ голов, съ тяжелымъ взглядомъ усталыхъ глазъ занялъ кресло за серединой длиннаго стола, покрытаго краснымъ сукномъ, отороченнымъ золотой бахромой, съ спускавшимися почти до пола кистями по угламъ. Остальные два члена сли по обимъ сторонамъ пред-сдательствующаго.

Съ одного края стола помстился тщательно при-чесапный, съ завитыми тонкими усами и шелковистой бородкой на тонкомъ, красивомъ, мало - йодвижномъ, почти безжизненномъ лиц молодой товарищъ проку-рора, съ другого, лицомъ къ нему и въ профиль къ судь-ямъ, — секретарь съ грубымъ, прыщеватымъ лицомъ и толстыми черными усами.

На стн, за спиной судей, висли большіе портре-ты Государей; въ святомъ углу подъ иконой, на тум-бочк, стояло открытое зерцало. .

Въ зал находился и адвокатъ въ черномъ фрак, въ туго-накрахмаленной блой сорочк. Онъ пом-стился за особымъ столикомъ, впереди скамьи под* судимыхъ.

При первомъ взгляд со стороны казалось, что эти люди въ мундирахъ и золоченыхъ цпяхъ, отдленные отъ другихъ массивной ршеткой, такъ торжественно возсдающіе на возвышеніи, на виду у всхъ за крас-нымъ столомъ, совершенно особыя высшія существа, призванныя ршать судьбу другихъ простыхъ людей, составляютъ одну дружную семью.

На самомъ дл это было далеко не такъ.

Предсдательствующій и молодой товарищъ проку-рора хотя и жили въ одномъ губернскомъ город и чуть ли не каждый день видлись въ суд, но ничего обща-го вн службьг между собой не имли, даже не бывали другъ у друга и въ душ недолюбливали одинъ другого.

Праваго узднаго члена суда, много лтъ уже безъ повышенія занимавшаго свою должность въ городк, предсдательствующій признавалъ какъ опытнаго юрис-та, но презиралъ, какъ консерватора, и относился къ нему свысока за то, что тотъ оказался «затертымъ» по служб. Въ свою очередь, правый членъ платилъ пред-сдательствующему тмъ же презрніемъ, считая его пролазой. Съ товарищемъ прокурора отношенія у него хотя и не были близкими, но въ воззрніяхъ они почти всегда сходились и потому симпатизировали другъ ДРУгу.

Лвый членъ — почетный мировой судья и земскій дятель, былъ совсмъ не юристъ и въ состав суда яв-лялся случайнымъ гастролеромъ.

По распоряженію предсдательствующаго, два кон-войныхъ солдата, съ шашками на-голо, ввли подсуди-мыхъ въ залъ.

Вс они были щгольски одты,въ своихъ новыхъ пиджакахъ и хорошихъ сапогахъ. Никакого смущенія или стыда незамтно было на ихъ лицахъ. Сашка, какъ всегда, глядлъ угрюмо, по-волчьи, исподлобья; Лобовъ своими блестящими озорными глазами спокойно осматривалъ залъ; спокоенъ былъ и Горшковъ. Срыхъ зрителей приводили въ завистливое удивленіе ихъ б-лыя, сытыя лица и толстыя шеи, особенно у Сашки Сте-панова.

— Ишь какіе загривки себ нали на казенныхъ хлбахъ... — перешептывались на заднихъ скамьяхъ.

— А што-жъ имъ? Никакой теб работы, никакой заботы; какъ ни насть?! Всякой такъ-то налъ бы...

Предсдательствующій спросилъ у каждаго изъ подс-удимыхъ имя, отчество, фамилію, вроисповданіе, не былъ ли раньше подъ судомъ и врученъ ли обвини-тельный актъ? Получивъ на все это отвты, онъ освдо-мился у прйстава, вс ли свидтели прибыли? Оказа-лись вс на лицо. Посл этого онъ положилъ въ стояв-шую передъ нимъ на стол урну ярлычки еъ написан-ными на нихъ именами и фамиліями присяжныхъ, см-шалъ ихъ и, вынимая по одному, громко вызывалъ тхъ, чьи ярлычки попадались.