11 (23) октября, герцог Веллингтон произвел, в присутствіи Союзных Монархов, манёвр: саксонскія, ганноверскія и другія войска, расположенный близ Дуэ, двинулись на разсвете к Денену, и встретив там англійскій корпус, заставили его отступить к фамарскому лагерю, но когда пришли Русскіе в помощь Англичанам, то завязался упорный бой на высотах Фамара, усеянных многочисленными зрителями; наконец, германскіи корпус был принужден отойти обратно к Дуэ. На следующій день, Союзные Государи переехали в Мобёж, а 13 (25) октября, в Седан, где в присутствіи их был произвелен смотр прусским войскамъ.

16-го (28-го), оба Монарха прибыли в Париж: Король Прусскій, в сопровожденіи своего сына. Наоледнаго принца, и владетельнаго принца мекленбург-стрелицкаго, а Император Александр вместе» с Великим Князем Константином Павлови-чем. Государь, пріехав в два часа по полудни, остановился на прованской улице, у своего посла Поццо ди-Борго, в доме Телюссона (Thelusson). Герцоги ангулемскій, де-Берри, орлеанскій и Бурбон тотчас посетили Союзных Монархов, поздравили их с пріездом и изъявили от имени Короля Людовика сожаленіе о том, что он. страдая подагрою, немог сам прибыть к ним. Оба Монарха навестили его в пять часов. Король встал с кресла, на котором проводить большую часть дня, сделал несколько шагов на встречу Высоким гостям, обнял их с изъявленіями искренняго дружества и пригласил в свой кабинета, где Государи беседовали между собою, пока доложили оприбытіи Великаго Князя и Наследнаго прусскаго принца. За обеденным столом, в зале Діаньт, где тогда постоянно давались парадные обедьт, Имратор Александр сидел по правую, а ФридрихъВильгельм — по левую сторону Короля Людовика; возле Императора заняла место герцогиня ангулемская, возле Прусскаго Короля - герцогиня Берри, а ниже их сели: Наследный прусскій принц, Великій Князь, принц мекленбургскій, граф д'Артуа и герцоги ангулемскій и де-Берри. Король Людовик был в гвардейском мундире и в лентах Св. Андрея и Чернаго Орла, а Император Александр и Король Прусскій имели на себе ленты ордена Св. Духа. После обеда, Император подал руку герцогине ангулемской, и проводив ее в парадныя комнаты, увел, как выразился сам, силою (par force) Короля Людовика в его кабинета и беседовал с ним на-едине целый часъ.

В Мемуарах Лудовика XVIII, писанных если не им самим, то, по крайней мере, одним из близких к нему лиц, находим любопытный раз-сказ об этом евиданіи его с Императоре м Александром. По свидетельству автора Мемуаров, Император, поздравя Короля с успехом принятых им мер, прибавил: „Я знаю, какія вам делают препятствія, нетолько ваши непріятели, но и те, которые напоминают собою услужливаго медведя басни вашего превосходнаго Лафонтена. Что-же касается секретной ноты 40), не могу вполне выразить негодованіе мое. Если-бы кто у меня отважился на такое преступленіе, то я приказал-бы казнить его. Дай Бог, чтобы ваше милосердіе не было пагубно Франціи." Император сообщил Королю, что нашлись люди, которые, недовольствуясь этою нотою, не щадили всевозможных происков, чтобы склонить Союзников к занятію Франціи до 1820 года. „Имейте в виду также либералов — сказал он; что-же касается до герцога орлеанскаго, я готов верить, что он сам не знает всего, что делается от его имени; тем не менее однакоже следует наблюдать и за его друзьями". За тем, перейдя к нападкам періодической прессы, Александр сказал: „Нестолько опасны двух-сот тысячныя арміи, сколько пять или шесть журналистов (gazetiers), кои ежедневно разводят пламя раздора и возмущенія во всех концах образованнаго міра. Легко может статься, что против Франціи образуется новая коалиція единственно для того, чтобы заставить молчать мятежных писателей" (26).

В тот-же день, около восьми часов вечера, Император Александр выехал в Санли (Senlis) и 21 октября (2 ноября) возвратился в Ахен, а два дня спустя, отправился в Альденгофен, на встречу своей Августейшей матери и проводил ее до Ахена. Императрица Марія Феодоровна, в сопровожден^ Государя, посетила Мастрихт и оттуда поехала в Бриссель, где, в след за нею, собрались: Великіе Князья Констант и н и Михаил и прибывшій из Парижа Король Фридрих-Вильгельм, с Наследным прусским принцем и с принцем мекленбургским. Император Александр, возвратясь из Мастрихта в Ахен, отправился 4 (16) ноября, также в Бриссель; на кануне своего отъезда, Государь назначить фельдмаршалом русских войск герцога Веллингтона, уже имевшаго фельдмарпіальскіе жезлы: англійскій, испанскій и португальскій. (В последствіи—он был назначен также фельдмаршалом австрійской и прусской армій). В тот-же день, ахенское купечество дало Высоким посетителям великолепный бал, на который было приглашено до 1,800 особ. Император Александр и Король Фридрих-Вильгельм танцовали с княгинями Турн-Таксис и Оольмс. а также с женами и с дочерьми ахенских негоціантов. 5 (17) ноября, принц оранскій встретил нашего Государя и вместе с ним пріехал в Бриссель. На другой день, Августейшій путеіпественник, пешком и в гражданском платье, в сопровожденіи принца, осматривал достопамятности города. 6-го (18-го), весь Бриссель праздновал день рожденія Королевы Нидерландской. Вечером, в доме присутственных мест, был дан Королем великолепный бал, где, в числе гостей, находился герцог Веллингтон. Император Александр открыл полонез с Императрицею Маріею Феодоровною и потом нежно обнял ее. Августейшая покровительница сирых и безпомощных, Императрица Марія, во время своего пребыванія в Брисселе, ежедневно осматривала тамошнія богоугодныя заведенія. При посещеніи вильворденскаго смирительнаго дома, Государыня провела там цельте три часа, входя во все подробности этого замечателвнаго чистилища нравственности, откуда преступники, после исправленія трудом и раскаяніем, выходили полезными гражданами.

Император Александр, возвратясь в Ахен, 9 (21) ноября, отправился на следующій день, по тракту чрез Франкфурта и Карлвсруэ, в Вену. В Карльсруэ, где ожидала его Императрица Елисавета Алексеевна, Государь провел два дня в кругу своей фамиліи, и потом продолжая путь, прибыль в Вену 30 ноября (12 декабря). Там оставался он 11 дней, предварителвно отказавшись от всех торжеств и почестей. Кроме бывших, по случаю пріезда его, парадов и манёвра, (коим распоряжался генерал-лейтенант Радецкій — в последствіи, знаменитый полководец), Император Александр явился в публике только один раз, на представленіи балета „Горный духъ“. Осталвное время Государь проводил в беседах с Императором Францем и особами его семейства, посеіцал Меттерниха и Шварценберга, а также осматривал различныя общественныя заведенія, преимущественно по военной части. 11 (23) ноября, Государь выехал из Вены и по прибытіи в Веймар, 5 декабря, провел три дня вместе с Императрицею Маріею Феодоровною, которая осталась там еще на две недеди. Дальнейшій івояж нашего Государя был совершен по тракту чрез Хемниц, Дрездену Познань и Минск, в Петербург, куда Император нрибыл 23 декабря ст. ст. (27).

Волненія в Германіи. Карльсбадскія совещаиія. 11оложеніе дел в Польше. Учрежденіе в Петербурге попечительнаго общества о тюрьмах. Путешествія Государя в Финляндію и Варшаву. Записка Карамзина о Польше. Перемена в государственномъ

(1818—1819 г.).

После Ахенскаго конгреса, образовался в Европе союз, из первостепенных держав: Австріи, Англіи, Россіи, Пруссіи и Франціи. Повидимому, союз их, возвестившій неизменным принципом своей политики соблюдете мира и уваженія к существующим трактатам, обещал прочное спокойствіе не только им, но и всем прочим государствам Европы. Вышло иначе: потрясенія внутреннія второстепенных держав снова заставили европейскій союз обратиться к оружію, этому последнему слову (ultima ratio) государей и народовъ.

Французская революція не оказала непосредственнаго вліянія на Германію лишь по тому, что Немцы были в постоянном страхе враждебных покушеній со стороны своих за-рейнских соседей. Но второй парижскій мир, ослабив Францію и поставя ее в зависимость от Четвернаго союза, разсеялъ

опасенія германских народов. а, между тем, в войну за независимость 1813 и 1814 годов, развилось их стремленіе к объединенію Германіи и к пріобретенію таких-же политических прав, какими пользовалась побежденная Франція. От Австріи они немогли ожидать нималейшаго сочувствія своим надеждам, не только по архи-консервативному духу ея правительства, но и по тому, что сами Австрійцы, довольствуясь матеріальным благосостояніем, не заботились о каких-либо других интересах им неизвестных и оставались в духовной дремоте. Напротив- того, в Пруссіи, народ был возбужден к реформам — и доблестными своими усиліями к освобожденію от наполеонова ига, и обещаніями правительства, считавшего себя нравственно обязанным вознаградить геройство своих подданных дарованіем им свободных учрежденій : 22 мая н. ст. 1815 года, Король Фридрих-Вильгельм обнародовал декрет, обещавшій Пруссіи „народное представительство". Но для приведенія в исполненіе такой меры, требовалось от Короля знергіи и постоянства, совершенно ему несвойственных. Фридрих-Вильгельм, перенесшій в своей жизни много тревог и несчастій. искал тишины и спокойствія. Ничего не могло быть для него противнее, как многочисленные сеймы, речи и адрессы; личный характер его склонный к уединенію, неспособность его объясняться свободно и связно, и природная застенчивость его: все это отклоняло его от свободных гласных преній. Несмотря однакоже на то, Король, верный данному им слову, превозмогьбы свое отвращеніе к парламентаризму, еслибы нашел опору в ближайших к нему лицах. Но этого не было: епископ Эйлерт, муж святой нравственности, успокоивал его совесть, доказывая, что он, для блага своих подданных, не только мог, но должен был нарушити данныя обеіцанія. Пруссии канцлер князь Гарденберг, даровитый, добрый и безкорыстный сановник, не имел однакоже ни твердых убежденій. ни безупречных нравственных правил, что, несмотря на его большой ум, нередко подвергало его проискам хитраго Меттерниха. По Характеру своему, склонный к свободным учрежденіям, Гарденберг готов был на всевозможная уступки поборникам отжившаго стараго порядка дел, и, в этом отношеніи. не имел ничего общаго с Штейном, котораго твердость и резкость мненій не допускали никаких соглашеній, коль скоро они замедляли, либо изменяли, предпринятое им дело. По его мненію, собранія народных представителей могли принести пользу только тогда, когда им предоставлялось не одно лишь обсужденіе, но и решеніе важнеших государственных вопросов. Определеніе налога и годоваго бюджета; иниціатива законов; ответственность министров: все это, в понятіях Штейна, составляло сущность представительнаго правленія. Но непреклонность и несговорчивость Штейна отвращали от него и Короля, и всех тех, которые, не постигая пользы задуманных прусским министром реформ, считали его отъявленным демократом ( ').

Весьма естественно, что прусское правительство, имея в виду отклонить, либо, по крайней мере, замедлить ожидаемыя народом реформы, обратилось к обузданію политической прессы. Первою жертвою реакціи сделался „Рейнскій Вестник". Редактор его Геррес, во время преобладанія Наполеона, боролся с ним столь энергически и успешно, что сам Наполеон называл герресову газету „пятою, непріязненною ему, великою державою". По низвер-женіи Наполеона, Геррес стал ратовать за единство и свободу Германіи. Хотя объединеніе Германіи вело к возвышенно Пруссіи, однакоже прусское правительство, опасаясь возбудить против себя недоброжелательство Австріи, подвергло „Рейнскій Вестникъ“ строгому надзору ценсуры; когда-же Геррес заявил о несогласіи своем подчиниться такому распоряженію, газета была запрещена, в іголе 1815 года. Вскоре за тем, именно в сентябре того-же года, появилась, изданная в Верлине, брошюра тайнаго советника Шмальца, в которой германскій „Союз добродетели" (Tugendbund) и ДУХ Времени были представлены исчадіями революціи. Это бездарное сочиненіе возбудило полемику, которую Король старался прекратить запрещеніем шмальцовой брошюры, наградив однакоже автора орденом. Как обыкновенно бывает, реакція вызвала протест: на защиту реформы в первых рядах стала молодёжь, столь-же неопытная, сколько и безстрашная. Гимнастическія школы и университеты, которыми усеяна Германія, сделались поприщами политических теорій, большею частью, неприменимых к действительности, и тем паче находивших сочувствіе в народе, вообще склонном к отвлеченным сужденіям и к мечтательности. Желая осуществить, по крайней мере, в своем кругу, любимую идею свою— единства Германіи, іенскіе студенты обратились к учащейся молодёжи прочих университетов, с приглашеніем собраться в Вартбурге, близь Эйзенаха, для празднованія трех-сот-летняго юбилея реформаціи. Торжество этого событія было назначено на 18-е октября н. ст. 1817 года, в годовщину битвы под Лейпцигом: таким образом, желали одновременно праздновать освобожденіе Германіи от ига Пап и от ига наполеонова. В назначенный день, собралось в Эйзенахе болес пятисот студентов, преимущественно из Іены, а также депутаты от всех немецких университетов, кроме кенигсбергскаго и высших австрійских училищ. Из Эйзенаха, студенты с трех-цветным знаменем іенских буршей, (чернаго, краснаго и зодотистаго цветов), отправились к вартсбургскому замку. Там происходило празднество, в присутствіи местных властей и трех іенских профессоров, со всевожным сохраненіем приличія: пели хором духовные гимны и в числе их лютереву неснь: Ein’ veste Burg ist uuser Gott, (Господь прибежище и сила), обязывались гласно стремиться к пріобретенію всех доблестей „человеческих и народных", предлагали тосты в честь людей, заслуживших общее уваженіе, положили основать обще-германское студентство. Только лишь вечером, когда на вартсбургской высоте зажжены были огни, изменили скромный характер празднества, сделав легкомысленный поступок, в последствіи навлекшій гоненіе обскурантов на все германскіе университеты. Один из берлинских студентов, в последствіи профессор Массман. появился с кучею книг в руках и объявил своим товарищам, что как за триста лет назад Лютер сжег папскую буллу, так и теперь следовало сжечь книги, враждебный духу германскаго народа. Это предложеніе было громогласно одобрено и немедленно преданы огню: наполеонов кодекс; исторія Германіи Кацебу; разсужденіе Ансильона о верховных правах монархов и государственных учрежденіях; сочиненія Шмальца, и нроч. ІЗ заключеніе, с насмешками. также были сожжены: австрийская капральская палка, гессенская косичка и прусская гвардейская куртка (’).