Гeрзон Лeонид
Шрифт:
— Тут, кажется, — сказал Вруша.
Он взялся за торчащий из кучи черенок, уперся ногой в какую-то гнилую деревяшку и вытащил большой коричневый лист. Лист наполовину свернулся в трубу, и Вруша засунул в нее голову.
— Угу-гу! — задудел он в трубу.
Hиктошка тоже вытащил себе кленовый лист. Этот лучше сохранился. С одной стороны он был желтый, с другой — светло-коричневый. Hиктошка завернулся в свой лист, как в плащ, а из его треугольного края сделал себе капюшон. Это было кстати — дождик моросил мелкий, противный, даже и не дождь, а просто какая-то дождевая пыль. От нее весь становишься влажным, как недосушенное белье.
Вруша тоже сделал себе капюшон, и оба начали растаскивать листья в разные стороны. В основном они были кленовые, потому что неподалеку рос молоденький клен, но попадались и березовые, и ясеневые. Hиктошка откопал даже один дубовый лист — наверное, ветер занес его из леса, который виднелся вдалеке. Листья были мокрые и грязные. Некоторые слиплись по два и по три, и когда Hиктошка тянул их, рвались на части. А под кленовыми листьями оказалась еще целая охапка мокрой темно-коричневой хвои. Через час, с ног до головы вымазавшись в грязи, что для Вруши, впрочем, было делом привычным, они докопались, наконец, до дверей сарая. На дверях висел заржавленный замок, но Вруша двинул одну из створок плечом, и она упала на землю. Они вошли внутрь, и Hиктошка зажег свой фонарик.
— Вот он, красавец! — радостно сказал Вруша, подойдя к громоздкому, длинному автомобилю какой-то совсем уж старинной модели — Hиктошка таких даже и не видывал.
— А он ездит? — с сомнением спросил Hиктошка.
— Еще как!
— А как же... — Hиктошка попытался открыть дверцу, но она заржавела и не открывалась.
— В него надо через верх залезать, — сказал Вруша и прыгнул на сидение. — Заваливай! — крикнул он Hиктошке, и когда тот уселся, стал рулить, нажимать на педали и реветь так, словно он, и правда, едет на автомобиле:
— Жжжж! Рррр! Ржж-г-к-г-к-г-к... ржжжжж!
Hиктошка с удивлением смотрел на него. В гараже было темно. Тут пахло резиновыми шинами и грибами.
— Теперь вылезай! — сказал Вруша. — Пойдем к коровам.
— Зачем? — печально удивился Hиктошка, который, увидев эту развалюху, не верил, что она вообще может сдвинуться с места.
— Надо его заправить.
— Кого?
— Автомобиль, кого же еще?
— А... — протянул Hиктошка, как будто понял. — Но коровы?
— Он не на газированной воде работает, а на молоке, ясно? Это же новая модель.
Автомобили коротышек, как известно, работают на газированной воде с сиропом. Более новые модели используют кока-колу, которая выделяет больше газа и позволяет машинам достигать больших скоростей. Правда, когда кока-кольные машины только появились, они наполнили Цветоград противным коричневым дымом. И оказалось, что у многих коротышек на него аллергия. Бедные Цветоградцы ходили по улицам и чихали, и у них из глаз текли слезы. Знайка с Таблеткиным уже собирались запретить новый вид двигателя, когда слесарь Винтик и его помощник Шпонтик изобрели огуречный фильтр, который задерживает этот дым. В выхлопную трубу автомобиля вставляется кусочек огурца с просверленными в нем тонкими дырочками. Проходя через огурец, кока-кольная гарь впитывается в его сырую мякоть, и выходящий дым становится абсолютно безвредным. Правда, через каждые пять километров огуречный кружок нужно заменять на свежий, но пять километров для коротышек — это огромное расстояние, так что припасенного в багажнике огурца хватало надолго. Тем более, что за городом можно было дымить сколько хочешь — в поле, кроме бабочек и жуков, никто не живет, а у насекомых этот дым аллергию не вызывал. Зато, пропитавшись кока-кольным газом, огурец превращался в твердую, сладкую конфету, которую после использования можно было вытащить из выхлопной трубы и понемножку сосать, вертя руль и глазея по сторонам.
— В городе-то, небось, всё еще газированные колымаги по улицам громыхают? — спросил Вруша.
— Да вообще-то... кажется, теперь их заправляют кока-колой.
— А... что газировка, что кока-кола. Нет, конечно, кока-кола — вкусная вещь, с этим не поспоришь. Я еще спрайт люблю. Один раз его пил — ваш малыш, Кастрюля-повар, привез мне бутылочку. Но, как топливо, всё это не идет ни в какое сравнение с молоком.
— Надо же... а я и не знал, — удивлялся наивный Hиктошка.
Вруша как всегда наврал. Эта старая машина была вовсе не новой моделью, а наоборот — одним из самых древних автомобилей коротышек. Его изобрел моторист Солидолыч задолго до газированного автомобиля Винтика и Шпонтика. Машина заправлялась парным молоком, поэтому так и называлась — молокомобиль. При кипячении молока пар проходил по трубочкам и толкал поршень, который вертел коленчатый вал. К валу подключались шестеренки, передавая движение дальше, на маховик и так далее, и в конце концов оно добиралось до колес, которые крутились, заставляя машину ехать. Для смазки двигателя использовалась сметана, а в качестве охлаждающей жидкости — простокваша, которая замерзает при более низкой температуре. С этим молокомобилем была только одна проблема. При кипячении, как известно, на молоке образуются пенки.
— А я молоко не очень люблю, — признался Hиктошка. — Особенно кипяченное. Потому что в нем пенки.
И он так поморщился, что Вруша невольно тоже поморщился, а Hиктошка, поглядев на него, поморщился так, что у него чуть не свело правое ухо.
— Да уж, — согласился Вруша. — Если еще эта пенка — целая и сидит себе сверху на молоке, тогда ладно. Снял — и пей. А когда она по кусочкам...
— Вот-вот! А еще эти кусочки не сверху, а внутри молока плавают. Ты пьешь, пьёшь...
— А они в рот лезут! Тьфу! Гадость какая.
Вруша плюнул, а Hиктошку чуть не стошнило.
— Да ладно. Ты же не обязан молоко пить, да пенки есть... это он на них работает! — стукнул Вруша по железной спине молокомобиля.
Пенки, и правда, кого угодно могли остановить, но только не Солидолыча. Солидолыч был прекрасным механиком. Он нашел остроумное решение, позволявшее вовремя избавляться от пенок, пока они не заткнули молокопроводные трубки. Небольшая шестеренка, приспособленная к карданному валу, толкала кулачок, который с помощью шатуна и кривошипа управлял специальным пинцетным захватом. Через равные промежутки времени длинный, словно клюв аиста, пинцетный захват раскрывался, хватал образовавшуюся на молоке пенку и выбрасывал ее из молокомобиля наружу. После чего крышка котла сразу же автоматически захлопывалась — чтоб молоко не слишком остывало.