— Его вынули изъ этого бумажника, изъ этого бумажника! ревлъ Гёнтъ. — Я обвиняю её. Этотъ домъ разбойничій притонъ!

Во время этого шума открылось окно въ мастерской Ридли. Живописецъ садился за свою утреннюю работу. Онъ ждалъ натурщицу. Ридли всегда съ нетерпніемъ ждалъ солнца, и какъ только оно показалось, находило его счастливымъ за работой. Онъ услыхалъ изъ спальной крикъ у дверей дома.

— Мистеръ Ридли, сказалъ полисмэнъ, съ уваженіемъ дотрогиваясь до своей шляпы (этотъ полисмэнъ, безъ мундира, красовался на нсколькихъ картинахъ Ридли): — вотъ этотъ человкъ растревожилъ всю улицу и кричитъ, что мистриссъ Брандонъ обокрала его.

Ридли сбжалъ внизъ въ сильномъ негодованіи. Нервный, какъ лица его племени, онъ живо чувствуетъ состраданіе, любовь, гнвъ.

— Я помню, что этотъ человкъ еще прежде былъ здсь пьяный и лежалъ въ этой самой труб, сказалъ онъ.

— Пьяница и безпорядочный! Пойдёмте отсюда! закричалъ полисмэнъ.

Рука его крпко ухватилась за грязный воротникъ Гёнта и Гёнтъ принуждёнъ былъ идти.

Вотъ какія извстія друзья мистриссъ Брандонъ узнали отъ ея горничной, когда зашли къ ней въ домъ.

Если бы Филиппъ и его другъ прошли по Высокой улиц, отправляясь къ дому Сестрицы, они увидали бы Гёнта въ очень неудовлетворительномъ расположеніи духа идущаго подъ надзоромъ полицейскихъ. Уличные мальчишки бжали за плнникомъ и его стражей и длали саркастическія замчанія на счотъ обоихъ. Наружность Гёнта не улучшилась съ тхъ поръ какъ мы видли его. Съ грязнымъ лицомъ, въ грязной рубашк шолъ онъ по улицамъ въ судь.

Вы, безъ всякаго сомннія, забыли разсказъ, появившійся въ утреннихъ газетахъ черезъ два дня посл приключеній въ Торнгофской улиц.

"Середа. — Томасъ Тёфтонъ Гёнтъ, называющій себя пасторомъ, былъ приведёнъ къ мистеру Биксби и обвинёнъ полисмэномъ № 25 въ томъ, что онъ былъ пьянъ и безпорядочно себя держалъ во вторникъ вечеромъ и старался угрозами и силою войти въ домъ на Торнгофской улиц, изъ котораго его выгнали въ нетрезвомъ и въ самомъ неприличномъ состояніи.

"Когда его привели въ полицію, мистеръ Гёнтъ предъявилъ жалобу съ своей стороны на то, что его лишили сознанія посредствомъ какого-то снадобья въ дом въ Торнгофской улиц и украли вексель въ 386 фунтовъ, данный въ Нью-Йорк однимъ лицомъ и подписанный Ф. Фирминомь, адвокатомъ въ Темпл.

"По свидтельству друзей и жильцовъ мистриссъ Брандонъ, которая отдаётъ въ найаы квартиры, и мистера Филиппа Фирмина, отозвавшагося, что онъ не подписывалъ никакого векселя, обвиненіе было не принято судьёй по недостатку доказательствъ."

Показаніе Филиппа Фирмина, что онъ не давалъ никакого векселя, было сдлано имъ не безъ нершимости и только по усиленной просьб его друзей. Это были сдлано не столько для судьи, сколько въ предостереженіе пожилому господину въ Нью-Йорк, чтобъ онъ не поддлывалъ боле подписи своего сына. Я боюсь, что между Филиппомъ и его родителемъ сдлалась холодность, вслдствіе поведенія молодаго человка. Докторъ не предполагалъ, что сынъ броситъ его къ минуту нужды. Онъ всё-таки прощалъ Филиппу. Можетъ быть, посл его женитьбы другое вліяніе дйствовало на него, и проч. Родитель длалъ разныя замчаніи въ этомъ же род. Человкъ, который берётъ у васъ деньги, натурально обижается, если и сдлаете ему упрёкъ; вы оскорбляете его чувство деликатности, протестуя противъ того, что онъ засовываетъ руку въ вашъ карманъ. Изящный докторъ въ Нью-Йорк продолжалъ говорить о своёмъ сын, плачевно качая головой; онъ говорилъ, а можетъ быть и думалъ, что неблагоразуміе Филиппа было отчасти причиною его изгнанія. Но всё-таки мы выиграли главное. На доктора въ Нью-Йорк подйствовало предостереженіе и онъ уже не поддлывалъ подписи сына на векселяхъ. Доброму Гуденофу были возвращены его деньги. Онъ говорилъ, что воровство его сидлки было высокимъ и мужественнымъ воинскимъ подвигомъ.

Итакъ, посл своей женитьбы Филиппъ былъ довольно счастливъ. Въ нужд его не оставляли друзья. Въ минуту опасности онъ нашолъ помощь и облегченіе. Хотя онъ женился безъ денегъ, судьба послала ему достаточныя средства. Но теперь его ждали тяжолыя испытанія; и тяжолыя испытанія, о которыхъ мы говорили, были сносны и онъ давно ихъ пережилъ. Всякій человкъ, игравшій въ жизнь или въ вистъ, знаетъ какъ одно время у него будутъ хорошія карты, а потомъ совсмъ ни будетъ козырей. Посл того какъ нашъ другъ оставилъ гостепріимную кровлю Сестрицы и перехалъ въ домъ за Мильманской улиц, счастье какъ будто оставило его.

— Можетъ быть, это было наказаніемъ за мою гордость, за то, что я была надменна съ нею, и… и ревновала въ этому доброму существу, признавалась впослдствіи бдная Шарлотта въ разговорахъ съ своими друзьями: — но наше счастье измнилось, когда мы перехали отъ нея, въ этомъ я должна признаться.

Можетъ быть, когда Шарлотта была въ дом мистриссъ Брандонъ, заботливость Сестрицы длала для Шарлотты гораздо боле, чмъ знала она сама. Мистриссъ Филиппъ имла самый простой вкусъ и на себя ничего лишняго не тратила. Даже удивляться надо было, соображая ея небольшую трату, какъ мило всегда была одта мистриссъ Филиппъ. Но дтей своихъ она наряжала, шила день и ночь, для ихъ украшенія, и въ отвтъ на увщанія старшихъ своихъ пріятельницъ возражала, что дтей невозможно одвать дешевле. При малйшемъ нездоровьи ихъ, она посылала за докторомъ, не за достойнымъ Гуденофомъ, который прізжалъ даромъ и труниль надъ её испугомъ и безпокойствомъ, но за милымъ мистеромъ Блэндонъ, у котораго было чувствительное сердце, который самъ былъ отцомъ и поддерживалъ дтей пилюлями, микстурами, порошками. Сочувствіе Блэнда было очень утшительно, но оказывалось очень дорогимъ въ конц года. Счоты по хозяйству также очень увеличились съ тхъ поръ, какъ мистеръ и мистриссъ Филиппъ перехали изъ Торнгсфской улицы.

Я съ сожалніемъ долженъ сказать, что денегъ всё становилось меньше для уплаты по этимъ счотамъ, и хотя Филиппъ воображалъ, будто скрываетъ своё безпокойство отъ жены, она наврно такъ его любила, что не могла бытъ обманута самымъ неловкимъ лицемромъ на свт. Только какъ она въ лицемрств была искусне своего супруга, она притворилась обманутой и играла свою роль такъ хорошо, что бднаго Филиппа смущала ея весёлость, и онъ началъ думать, что жена равнодушна къ ихъ несчастью. Ей не слдовало такъ улыбаться и быть такою счастливой, думалъ онъ, и по обыкновенію жаловался на свою судьбу своимъ друзьямъ. — Прихожу домой, терзаемый безпокойствомъ и думая объ этихъ неизбжныхъ счотахь, но смюсь и обманываю Шарлотту и слышу, какъ она поётъ, хохочетъ и болтаетъ съ дтьми. Она ничего не примчаетъ. Она не знаетъ, какъ домашнія заботы терзаютъ меня. Но до замужства она знала, говорю вамъ. Если я имлъ какую-нибудь непріятность, она угадывала. Если я чувствовалъ себя не совсмъ здоровымъ, вамъ надо бы вилть испугъ на ея лиц. "Филиппъ, милый Филиппъ, какъ вы блдны!", или: "Филиппъ, какъ у васъ горитъ лицо!" или: "вы наврно получили письмо отъ вашего отца. Зачмъ вы скрываете это отъ меня, сэръ? Вы никогда не должны скрывать, — никогда!" И въ то время, когда забота грызетъ мн сердце, я смюсь такъ натурально, что она не подозрваетъ ничего и встрчаетъ меня съ лицомъ выражающимъ, полное счастье! Мн не хотлось бы обманывать её. Но это досадно. Не говорите мн. Досадно не спать всю ночь, терзаться заботами весь день, и имть жену, которая болтаетъ, поётъ и смётся, какъ будто на свт нтъ ни сомнній, ни заботъ, на долговъ. Если бы у меня сдлалась подагра, а она смялась бы и пла, я не назвалъ бы этого сочувствіемъ. Если бы меня арестовали за долги, а она пришла бы съ хохотомъ въ долговое отдленіе, я не назвалъ бы этого утшеніемъ. Зачмъ она не сочувствуетъ? Она должна сочувствовать. Бетси, наша служанка, старикъ, ксторый приходитъ чистить сапоги и ножи, знаютъ въ какомъ стснённомъ положеніи я нахожусь. А моя жена поётъ и танцуетъ, когда я стою на краю раззоренія, ей-богу, она хохочетъ какъ будто жизни — комедія!