Прекрасныя руки сжались, прекрасный, звучный голосъ тихо раздался по комнат и еслибы изъ прекрасныхъ глазъ выкатились дв-три слезы, наврно докторъ не быль бы огорчонъ.

— Онъ былъ здсь сегодня, Мистеръ Филиппъ поссорился съ нимъ. Врно Филиппъ разсказывалъ какъ, сэръ?

— Передъ Богомъ, честное слово джентльмэна, когда я говорилъ, что онъ умеръ, Каролина, я думалъ, что онъ умеръ! Да, Максуэлль — докторъ Максуэлль — который былъ съ нами въ Кэмбриджскомъ университет, сказывалъ, что нашъ старый пріятель Гёнтъ умеръ въ Канад. Да, докторъ Максуэлль сказалъ, что какъ старый другъ умеръ — нашъ старый другъ? Злйшій врагъ мой и вашъ! но оставимъ это. Это онъ, Каролина довёлъ меня до преступленія, которое я никогда не переставалъ оплакивать.

— Ахъ, мистеръ Фирминъ! возразила со вздохомъ Сестрица:- когда я знала васъ, вы были довольно взрослы, чтобы самому умть вести себя какъ слдуетъ.

— Я не извинять себя хочу, Каролина, говоритъ глубоко нжный голосъ. — Я сдлалъ вамъ довольно вреда и я чувствую это здсь — въ сердц. Я хочу говорить не о себ, но о томъ, кого я люблю боле всего на свт — о единственномъ существ, которое я люблю — о томъ, кого любите вы, добрая и великодушная душа — о Филипп.

— А что такое съ Филиппомъ? живо спрашиваетъ мистриссъ Брандонъ.

— Вы желаете, чтобы съ нимъ случился вредъ?

— Съ моимъ возлюбленнымъ мальчикомъ? о, нтъ! вскрикнула Сестрица, всплеснувъ своими маленькими ручками.

— Вы сохраните его отъ вреда?

— Ахъ, сэръ! вы знаете, что я сдлаю это. Когда у него была скарлатина, разв я не вливала лекарства въ его бдное горлышко, не ухаживала за нимъ, не смотрла какъ, какъ… какъ мать за своимъ роднымъ сыномъ?

— Да-да, благороднйшая женщина; да благословитъ васъ Господь за это! Отецъ благословляетъ. Я вовсе не такъ бездушенъ, Каролина, какъ вы, можетъ былъ, считаете меня.

— Я не думаю, чтобы любить его была большая заслуга съ вашей стороны, сказала Каролина, принимаясь опять за своё шитьё.

И можетъ быть она думала про-себя: «куда это онъ мтитъ?» Вы видите, это была женщина проницательная, когда ея страсти и симпатіи не преодолвали ея разсудка, и она дошла до заключенія, что этотъ изящный докторъ Фирминъ, которымъ она восхищалась когда-то, былъ не совсмъ правдивый джентльмэнъ. Она сама мн говорила потомъ: «онъ говорилъ такъ хорошо, прижимая руку къ сердцу, знаете, но я стала ему врить столько же, какъ актёру на сцен».

— Съ вашей стороны не большая заслуга любить этого мальчика, продолжала Каролина. — Но что такое съ нимъ, сэръ?

Фирминъ объяснилъ. Этотъ Гёнть способенъ на всякое преступленіе изъ денегъ или изъ мести. Увидвъ, что Каролина жива…

— Вы врно и ему также сказали, что я умерла, говорятъ она, поднимая глаза съ работы.

— Пощадите меня, пощадите меня! Много лтъ тому назадъ, можетъ быть, когда я потерялъ васъ изъ вида, я могъ думать…

— Не вамъ, Джорджъ Брандонъ — не вамъ, перебила Каролина своимъ нжнымъ, невиннымъ, звучнымъ голосомъ: — а добрымъ дорогимъ друзьямъ и моему милостивому Богу обязана я сохраненіемъ моей жизни, которую вы испортили. Я отплатила вамъ, сохранивъ жизнь вашего милаго сына, отплатила въ глазахъ Того, Кто даруетъ и отнимаетъ. Да будетъ благословенно имя Его!

— Вы добрая женщина, а я дурной, гршный человкъ, Каролина, сказалъ докторъ. — Вы спасли жизнь моего… нашего Филиппа, рискуя своей собственной. Теперь я скажу вамъ, что другая, огромнйшая опасность угрожаетъ ему и можетъ разразиться надъ нимъ каждый день, пока живъ этотъ злодй. Что, если его доброе имя будетъ затронуто? что, если бъ считая васъ умершей, я женился на другой?

— Ахъ, Джорджъ! вы никогда не считали меня умершей, хотя вы можетъ-быть желали этого, сэръ. И многіе умерли бы на моемъ мст, прибавила бдная Сестрица.

— Послушайте, Каролина, еслибы я былъ женатъ на васъ, моя жена — мать Филиппа — не была бы моей женой, а онъ былъ бы ея незаконнымъ сыномъ. Имніе, которое онъ наслдовалъ не принадлежало бы ему. Дти другой дочери его дда предъявили бы права на это наслдство и Филиппъ остался бы нищимъ. Филиппъ, воспитанный такимъ образомъ — Филиппъ, наслдникъ большого состоянія своей матери.

— И своего отца? съ безпокойствомъ спросила Каролина.

— Я не смю вамъ сказать — нтъ! я могу положиться на васъ во всёмъ. Моё пріобртенное состояніе было поглощено спекуляціями, которыя почти вс оказались гибельны. Надо мною виситъ какая-то роковая судьба, Каролина — справедливое наказаніе за то, что я бросилъ васъ. Я сплю съ мечомъ надъ головой моей, который можетъ опуститься и убитъ меня. Подъ моими ногами волканъ, который можетъ вспыхнуть когда-нибудь и уничтожить меня. А вс говорятъ о знаменитомъ доктор Фирмин, о богатомъ доктор Фирмин! вс считаютъ меня счастливымъ, а я одинъ, и самый несчастнйшій человкъ на свт.

— Вы одинъ? сказала Каролина:- а когда-то была женщина, которая посвятила бы себя вамъ одному — вы бросили её. Между нами всё кончено, Джорджъ Брандонъ. Много лта тому назадъ моя любовь къ вамъ схоронена въ той самой могил, гд лежитъ маленькій херувимъ. Но я люблю моего Филиппа и не хочу повредить ему, нтъ, никогда, никогда, никогда!

Когда докторъ уходилъ, Каролина проводила его въ переднюю и тамъ-то Филиппъ нашолъ ихъ.

Нжное «никогда, никогда» Каролины раздавалось въ воспоминаніи Филиппа, когда онъ сидлъ у Ридли между художниками и авторами, собравшимися у живописца. Филиппъ былъ задумчивъ и молчаливъ. Онъ не смялся громко, онъ не расхваливалъ и не бранилъ никого чрезмрно по своему всегдашнему обыкновенію.