— Какимъ именемъ? какимъ?

Каролина сказала доктору какъ Гёнтъ назвалъ Филиппа, и если лицо Фирмина обыкновенно казалось зло, то ужь наврно не показалось оно ангельскимъ, когда онъ услыхалъ какимъ гнуснымъ именемъ былъ названъ его сынъ.

— Можетъ онъ сдлать Филиппу вредъ? продолжала Каролина. — Я думала, что я обязана сказать его отцу. Послушайте, докторъ Фирминъ, я не хочу сдлать вредъ моему милому мальчику; но если то, что вы говорили мн вчера, неправда, такъ какъ вдь вы не церемонитесь говорить неправду намъ, женщинамъ, если когда вы разыгрывали роль негодяя, думая обмануть бдную, невинную шестнадцатилтнюю двушку, вы были обмануты сами и я была вашей законною женой? Вотъ вамъ и наказаніе!

— Я имлъ бы благородную и добрую жену, Каролина, сказалъ докторъ, застонавъ.

— Это было бы наказаніемъ не для васъ, а для моего бднаго Филиппа, продолжала эта женщина: — что онъ сдлалъ, чтобы его честное имя — а можетъ бытъ и его состояніе были отнято отъ него? Я не спала всю ночь думая о нёмъ. Ахъ, Джорджъ Брандонъ! зачмъ, зачмъ вы вошли въ домъ моего бднаго стараго отца и навлекли это несчастье на меня и на вашаго еще нерожденнаго ребёнка?..

— А больше всхъ на самого себя, сказалъ докторъ.

— Вы заслужили это. Но мы, невинные, страдали и будемъ страдать больше васъ. О Джорджъ Брандонъ! подумайте о бдной женщин, брошенной умирать съ голода и незнавшей даже вашего настоящаго имени! Подумайте о вашемъ сын, можетъ быть доведённомъ до стыда и бдности черезъ вашу вину.

— Не-уже-ли вы полагаете, что я не часто думаю о моихъ проступкахъ? сказалъ докторъ: — что не провожу безсонныхъ ночей и цлыхъ часовъ тоски? Ахъ, Каролина!

Онъ поглядлся въ зеркало и подумалъ: «я не выбритъ, это очень неприлично», то-есть, если я осмлюсь прочесть его мысли, такъ-какъ мн приходится передавать его не произнесённыя слова,

— Вы думаете о вашемъ проступк теперь, когда его можно разгласить! говоритъ Каролина. — что если этотъ Гёнтъ пойдётъ противъ васъ? Онъ человкъ отчаянный, онъ до безумія пристрастился къ пьянству и деньгамъ; онъ сидлъ въ тюрьм — какъ онъ сказалъ вчера мн и моему папа. Онъ сдлаетъ или скажетъ что-нибудь. Если вы будете обращаться съ нимъ жестоко, а Филиппъ уже поступилъ съ нимъ жестоко — не боле, какъ онъ заслуживалъ, однако — онъ погубитъ васъ и самаго себя, но онъ отмститъ. Можетъ быть онъ такъ былъ пьянъ вчера, что самъ не зналъ что говорилъ. Но я боюсь, что онъ задумалъ сдлать вредъ. Я пришла сказать вамъ это и надюсь, что вы будете остерегаться, докторъ Фирминъ. Я не спала всю ночь, всё думала, и какъ только увидла дневной свтъ, ршилась побжать къ вамъ и сказать.

— Когда онъ назвалъ такъ Филиппа, мальчикъ очень растревожился? спросилъ докторъ.

— Да, онъ безпрестанно говорилъ объ этомъ, хотя я старалась ласками заставить его забыть. Но вчера это лежало у него на душ, и я уврена, что и сегодня утромъ это прежде всего придётъ ему въ голову… Ахъ, да, докторъ! совсть иногда позволяетъ джентльмэну задремать, но посл открытія явится, отдёрнетъ ваши занавски и скажетъ: «вы приказали разбудить васъ рано?» безполезно стараться заснуть. Вы кажетесь очень испуганы, докторъ Фирминъ, продолжала сидлка. — У васъ нтъ столько мужества, какъ у Филиппа, или сколько было у васъ самихъ, когда вы были молодымъ человкомъ и сбивали съ пути бдныхъ двушекъ: тогда вы не боялись ничего. Помните этого человка на пароход, когда мы хали въ Шотландію посл свадьбы, я думала, что вы убьёте его. Бдный лордъ Синкбарзъ разсказывалъ мн множество исторій о вашемъ мужеств и o томъ — какъ вы убиваете людей на дуэли. Бросить бдную двушку безъ имени и безъ гинеи были не очень мужественно — не такъ ли? Но я пришла сюда не затмъ, чтобы вспомнить старое, а только затмъ, чтобы предостеречь васъ. Даже въ былое время, когда Гёнтъ внчалъ насъ и я считала это одолженіемъ съ его стороны, я не могла терпть этого ужаснаго человка. Въ Шотландіи, когда вы охотились съ этимъ бднымъ лордомъ, вещи, которые говорилъ Гёнтъ и выраженіе его лица были ужасны. Желала бы я знать, катъ это вы, джентльмэнъ, могли сноситъ присутствіе такаго человка! Ахъ! какъ грустенъ былъ нашъ медовой мсяцъ! Я удивляюсь, зачмъ я думаю объ этомъ теперь? Вроятно, оттого, что и видла портретъ той, другой бдной лэди!

— Я говорилъ вамъ, Каролина, я былъ такой сумасбродный и отчаянный человкъ въ то время, что я не могъ даже отвчать за свои поступки. И если я оставилъ васъ, то это потому, что у меня не оставалось другихъ средствъ, кром побга. Я былъ разоренъ и остался бы безъ копейки за душою, если бы не бракъ мой съ Элленъ Рингудъ. Не-уже-ли вы думаете, что этотъ бракъ былъ счастливъ? Счастливъ! когда бывалъ я счастливъ? Моя доля быть самому несчастнымъ и навлекать несчастье на тхъ, кого я люблю: на васъ, на моего отца, на мою жену, на моего, сына — таковъ ужь приговоръ судьбы. Ахъ! зачмъ невинные должны за меня страдать?

— У меня никогда не было брачнаго свидтельства, продолжала Сестрица:- и не знала бываютъ ли какія бумаги, или что-нибудь, кром кольца и пастора, когда вы внчались со мной. Но я слышала, что въ Шотландіи совсмъ не нужны пасторы, что если люди называютъ себя мужемъ и женой, то этого довольно для того, чтобы они считались мужемъ и женой. А мистеръ и мистриссъ Брандонъ здили вмст въ Шотландію — свидтелемъ можетъ быть тотъ человкъ, котораго вы чуть не бросили въ озеро за то, что онъ былъ грубъ съ вашей женой и… не сердитесь! это не я, бдная шестнадцатилтняя двушка, поступила дурно, а вы, свтскій человкъ, бывшій старе меня многими годами.

Когда Брандонъ увёзъ свою бдную жертву и жену, они отправились въ Шотландію, гд лордъ Синкбарзъ, тогда бывшій въ живыхъ, нанялъ дачу для охоты. Капелланъ его сіятельства, мистеръ Гёнтъ, тоже участвовалъ въ этой компаніи, которую судьба вскор разстроила. Смерть застала Синкбарза въ Неапол. Долги заставили Фирмина Брандона — какъ онъ назывался тогда — бжать за границу. Капелланъ странствовалъ изъ тюрьмы въ тюрьму. Что касается бдненькой Каролины Брандонъ, вроятно, мужъ, женившійся на ней подъ чужимъ именемъ, думалъ, что бросить её, отказаться отъ нея совсмъ было легче и не такъ опасно, какъ продолжать сношенія съ нею. Въ одинъ день, черезъ четыре мсяца посл ихъ свадьбы — молодые супруги были тогда въ Дувр — мужъ Каролины пошолъ гулять, но онъ отправилъ свой чемоданъ въ заднюю дверь, и между тмъ, какъ Каролина ждала его обдать нсколько часовъ спустя, носильщикъ, относившій поклажу, принёсъ ей записку отъ ея возлюбленнаго Д. и Б., наполненную нжными выраженіями уваженія и любви, какими мущины наполняютъ свои записочки; но возлюбленный Д. Б. писалъ, что полицейскіе преслдуютъ его за долги, что онъ долженъ бжать; онъ взялъ съ собою половину денегъ, а половину оставлялъ своей маленькой Кэрри. Онъ скоро воротится, устроитъ вс дла, или увдомитъ ей куда писать или пріхать къ нему. А она должна была заботиться о своёмъ здоровьи и писать много къ своему Джорджи. Она не умла тогда писать очень хорошо, но писала какъ могла, и сдлала большіе успхи, потому что точно писала много, бдняжечка. Сколько листовъ бумаги покрывала она чернилами и слезами! Деньги были истрачены, а другихъ не получалось, не получалось и писемъ. Она осталась одна въ жизненномъ мор и утопала, утопала, когда Богу было угодно прислать ей друга, спасшаго её. Грустна была эта исторія, такъ грустна, что мн не хочется распространяться о ней.