— Когда папа уходилъ, говорила она посл своей пріятельниц: — я пошла за нимъ, намреваясь показать ему письмо Филиппа; но у дверей я увидала мама, сходившую съ лстницы; у ней былъ такой страшный видъ, что я испугалась и воротилась.

Я слышалъ, что нкоторыя матери не позволяютъ своимъ дочерямъ читать сочиненія этого смиреннаго автора, чтобы не заимствовали „опасныхъ идей“. Милостивые государыни, давайте имъ читать что хотите, что считаете наиболе приспособленнымъ къ ихъ юнымъ понятіямъ, но умоляю васъ быть кроткой съ ними. Я никогда не видалъ нигд родителей въ лучшихъ отношеніяхъ съ дтьми, какъ въ Соединенныхъ Штатахъ. А почему? потому что дтей балуютъ. Говорю вамъ, пріобртите довріе вашихъ дтей, прежде чмъ наступитъ день непослушанія и независимость, посл котораго любовь не возвращается.

Когда мистриссъ Бэйнисъ вошла въ дочери, только-что нжно цловавшей отца, трепещущая улыбка и слёзы примиренія исчезли съ губъ и глазъ двушки. Глаза ея опять сверкнули лихорадочнымъ блескомъ, а сердце забилось съ опасной быстротой.

— Какъ ты себя чувствуешь теперь? спросила мама своимъ густымъ голосомъ.

— Всё также, отвчала двушка, начиная дрожать.

— Оставьте её, вы волнуете её! вскричала хозяйка, входя за мистриссъ Бэйнисъ.

Эта грустная, униженная, брошеная мать уходитъ отъ дочери повсивъ голову. Она надваетъ старую шляпку и идётъ гулять въ Элисейскія Поля съ своими младшими дтьми и не закричала на мальчиковъ, когда они начали карабкаться на дерево, хотя сторожъ веллъ имъ сойти. Она накупила для нихъ пряниковъ. Вынувъ ихъ изо рта, они указали на великолпную коляску мистриссъ Гели, хавшую изъ Булонскаго Лса въ городъ. Огюстъ собирался звонить въ обду, когда мистриссъ Бэйнисъ воротилась домой.

Между тмъ тётушка Мэк-Гиртеръ сдлала визитъ миссъ Шарлотт въ повол шллик, которую генералъ, отецъ Шарлотты, купилъ ей. Эта щегольская шляпка послужила поводомъ къ пріятному разговору между тёткой и племянницей, которыя очень любили другъ друга, и вс подробности въ шляпк были внимательно разсмотрны. Шарлотта помнила какое старьё было на голов у ея тётки, Шарлотта помнила старую шляпку и смялась, когда мистриссъ Мэкъ описывала какъ папа, возвращаясь домой въ фіакр, непремнно захотлъ выкинутъ ее изъ окна на дорогу, гд старый ветошникъ подцпилъ ее своимъ желзнымъ крюкомъ, надлъ на свою голову и пошолъ дальніе, ухмыляясь. При этомъ разсказ Шарлотта смялась такъ весело и счастливо, какъ въ прежніе дни; и нтъ никакого сомннія, что бдная двушка и ея тётка много цаловадись.

По Палэ-Роялю общество прогуливалось попарно. Маіоръ вёлъ подъ-руку мистриссъ Бёнчъ (которая знала хорошо лавки въ Палэ-Роял) и генералъ за ними съ своей свояченицей.

Въ эти время между отцомъ и тёткою Шарлотты происходилъ разговоръ очень важный для интересовъ молодой двушки.

— Ахъ Бэйнисъ! какъ жаль милую Шарлотту! сказала со вздохомъ мистриссъ Мэкъ.

— Да, жаль, Эмили, сказалъ генералъ печальнымъ тономъ.

— Мн грустно смотрть на васъ, Бэйнисъ, и Мэку тоже. Мы такъ долго разговаривали объ этомъ вчера. Вы ужасно страдаете, и весь грогъ на свтъ не вылечитъ васъ, Чарльзъ.

— Точно, сказалъ генералъ. — Видть какъ страдаетъ этотъ ребенокъ, сердце у меня раздирается. Она была такимъ добрымъ, такимъ кроткимъ, такимъ послушнымъ, такимъ весёлымъ ребёнкомъ, и…

И изъ глазъ генерала, которыми онъ уже давно мигалъ съ чрезвычайной быстротой полились слёзы.

— Мой милый Чарльзъ, вы всегда были такъ добры, сказана Эмили, гладя руку, на которой покоилась ея рука. — А моя маленькая Шарлотта чудо какая милочка! Вы сами никогда не сдлали бы этого! И посмотрите что вышло! Мэкъ только вчера разсказалъ мн. Ахъ, вы кровожадный человкъ! Дв дуэли — и Мэкъ какой горячій! О Чарльзъ Бэйнисъ! я дрожу при мысли объ опасности, отъ которой избавились мы вс! Ну, если бы васъ принесли домой къ Элиз — или милаго Мина принесли ко мн убитаго этою рукою, на которую опираюсь я? О! это ужасно, ужасно! Вс мы гршники, Бэйнисъ!

— Смиренно прощу прощенія, что я могъ подумать о такомъ великомъ преступленіи. Я прошу прощенія, сказалъ торжественно генералъ, очень блдный.

— Если бы вы убили Мэка, имли ли бы вы когда-нибудь покой, Чарльзъ?

— Нтъ, не думаю. Я не заслуживалъ бы этого, отвчалъ съ сокрушеніемъ Бэйнисъ.

— У васъ доброе сердце. Это не вы это сдлали. Я знаю, кто это сдлалъ. У ней всегда былъ ужасный характеръ. Я и теперь еще не могу простить ей, какъ она мучила эту бдную Луизу, которая умерла. Бдная страдалица! Элиза не отходила отъ ея постели и мучила её до послдняго дня. Видали вы, какъ она обращалась съ служанками въ Индіи?…

— Не говорите ничего боле. Мн извстенъ характеръ моей жены. Богу извстно, что я страдалъ довольно! сказалъ генералъ, повсивъ голову,

— Не-уже-ли вы намрены совсмъ ей уступить? Я говорила Мэку вчера: „Мэкъ, не-уже-ли онъ намренъ уступить ей совсмъ? Въ Военномъ списк лтъ имени человка храбре Чарльза Бэйниса, а моя сестра Элиза совершенно управляетъ имъ“. Нтъ, если вы захотите поставить на своёмъ, я знаю по опытности, что Элиза уступитъ. Вдь вамъ извстно, Бэйнисъ, что у насъ много было ссоръ.

— Конечно, я знаю, сознался съ улыбкой генералъ.

— Иногда она одерживала верхъ, а иногда и я, Бэйнисъ! Но я никогда не уступала, какъ вы, безъ борьбы, никогда, Бэйнисъ! И мы съ Мэкомъ приходимъ въ негодованіе, когда видимъ какъ вы уступаете ей.

— Полно, полно! Я думаю вы доказывали мн часто, что я подъ башмакомъ у моей жены, сказалъ генералъ.

— И вы уступаете не только за себя, но жертвуете вашей милой дочерью, бдной страдалицей…

— Молодой человкъ нищій! вскричали генералъ, закусивъ губы.