Ярославцев Николай Григорьевич
Шрифт:
Драгоценные камни рукоятей его мечей, которые могли украсить и царский венец, дразнили взгляд.
– Эй, бродяжка! – Хриплым пьяным голосом проревел он. – Зачем слепцу мечи? Хватит и палки, чтобы дорогу нащупать и от собак отбиваться. А и порвут, не жалко.
Стас откинулся назад и весело улыбнулся, отставив кружку в сторону.
– Ты так думаешь?
Ответ детине не понравился.
– Да, я так думаю! – Проревел рыжебородый. – А палка для тебя у меня найдется.
– Ну, коли так, возьми. – Улыбка стала еще шире.
Соседи по столу, прислушиваясь к его мягкому нежному голосу, от удивления раскрыли рты. Такие мечи, читалось в их глазах, стоили целое состояние, а их отдают в обмен на палку.
Две огромные, поросшие густой рыжей шерстью, руки потянулись к рукоятям мечей.
А дальше произошло необъяснимое.
Рубины и изумруды полыхнули гневным огнем, а бородач с диким ревом рухнул на грязный заплеванный пол. Голые руки обуглились, кожа лопалась и рвалась, а из ран сочилась розоватая жидкость. Тело корчилось в судорогах. А из горла вырывался уже не крик, а истошный долгий звериный вой.
– Жаль, обмен не состоялся. – Стас сокрушенно покачал головой. – Палка пригодилась бы. От собак и, правда, лучше отбиваться палкой.
И равнодушно отвернулся от несчастного задиры.
Собутыльники бородача не двинулись с места. Бросали угрюмые взгляды в его сторону и молчали.
Стас вздохнул и пожаловался.
– Все сам, все сам! Сам в морду дай, сам на лавку посади. Стоит для этого жить, я вас спрашиваю?
Снова вздохнул, вызывая невольную жалость к своей горькой участи, вышагнул из-за стола и склонился над буяном. Руки пробежали по телу, и бородач затих. Взял одной рукой за ворот, другой за широкий кожаный ремень, поднял играючи, как детскую куклу.
– Посторонитесь, ребятки…
Прошагал легко и бесшумно по глиняному полу и всадил на лавку между товарищами скандалиста.
– Угостите вином. А остальное к ночи заживет, как на собаке. – Добродушно посоветовал он.
Постоял, наклонившись к лицу, и удовлетворенно качнул головой.
– Жить будет! – Подумал и с сомнением добавил. – А, может, и зря. Лучше бы умер. А то мучиться будет по жизни с таким скандальным норовом.
И так же легко вернулся на место.
Драки не получилось. И, наверное, к лучшему. А то в азарт бы вошел, оттянулся во всю ширь необъяснимой русской души. Опять же мебель.… Посуда. Долго ли задеть по запарке? Чужой головой.
Поднял кружку, качнул в руке.
– Выпьем? Помешал этот задиристый паренек.
Вино бодро, без задержки исчезло в его желудке. Лихость, с которой все было проделано, не осталась без внимания. Не пропали бесследно лейтенантские годы. Да и война кое-чему научила. Или войны?
– Говорите, наемники?
– Как угодно будет твоей милости.
Стас поморщился.
– Слышали же, бродяжка.… Какая же милость в облезлой шкурке?
Мужики переглянулись.
– Как угодно будет твоей милости. Может, и бродяжка. – Вино понемногу развязывало языки.
– Только у этого бродяжки камней на мечах столько, что полгорода скупить можно.
Стас вынужденно рассмеялся.
– Меч не камнем, клинком крепок.
– Так оно, твоя милость. Клинком. Но и камень не на любой клинок кладут. И не всякие ножны в серебро и золото одевают. Вот и выходит, что с какой стороны не посмотри, а все равно выходит, что твоя милость! Да и хозяин неспроста, как бездомная собачонка, твой голос от порога услышал. И лошадка твоя князю подстать. Простого воя и к седлу не пустит.
– Разве? – Стас смутился. Испортила служба. Не удалось сойти за рубаху-парня. – Не заметил.
– А твоя милость откуда?
Стас неопределенно качнул головой себе за спину. В руках появился нож. Мифриловое лезвие скользнуло вдоль кабаньей туши. Бережно вытер лезвие и нож снова скрылся в ножнах.
Глаза мужиков разгорелись любопытством. Воины. Знают толк в оружии. Но сдержались. И понятно. Борода до пупа.
Чтобы предупредить следующий вопрос, качнул двумя пальцами в сторону моря.
– И туда. Перекусим?
Не дожидаясь ответа, умело разлил вино по кружкам.
– Как говорит один мой друг – вздрогнем?
Кто откажется от такого предложения? Выпили, чтобы не обидеть. К тому же и кабанчик остывает. И перепелки совершенно цинично лезут на глаза, дразня хрустящей розовой корочкой. Да и «твоя милость» предлагает, как приказывает.
Вино, сытный ужин и добрый табак, что еще нужно для дружеской беседы?
Затрещали кости на крепких зубах, вино без устали полилось в широкие глотки. Из глаза исчезла настороженность. Окрепли голоса. Пропала робость.