Ярославцев Николай Григорьевич
Шрифт:
Стас снова поморщился. Слишком много событий для одного дня. Напрасно вернулся.
– Парень, я давно вырос из коротких штанишек и в детские игры не играю. – И брезгливым движением, двумя пальцами, как дохлую крысу, сбросил перчатку на пол. – Уйди живым, пока есть возможность. И что за скверная привычка класть всякую грязь на обеденный стол?
Санчес окончательно потерял голову. Его меч с треском вылетел из ножен. Стас вздрогнул и вынул трубку из рта. А Санчес лицом вперед рухнул на стол. Меч выпал из ослабевшей руки и с глухим стуком упал на глиняный пол. В уголке губ появилась тонкая струйка крови. Надсадно захрипел, выгнул спину и затих.
– Умер от огорчения! – Вздохнул Стас, уверенный в том, что никто не заметил, как его локоть разбил грудную клетку. – Да, друзья мои, меч на поясе - страшная штука. И в первую очередь для его хозяина. Появляется излишняя самоуверенность.
Затянулся и выпустил тонкую и длинную струйку дыма.
– Пора отдохнуть. За четверо суток успел без малого пять сотен верст отмахать. Жеребчик мой, поди уж третий сон видит, а я все бражничаю. – Поднялся с лавки и закрутил головой, отыскивая хозяина. – Веди, друг любезный, на постой. В сон клонит.
Сделал шаг и обернулся.
– Ребятки, вы обещали…
– Твоя милость может не беспокоится. Мы найдем Тайлесия.
Выпрямились в полный рост. Спина прямая, грудь колесом. Так и перед старшиной своим отродясь не стояли. Байке про слабое сердце капитана не поверили даже на обгрызенный ноготь. Не первый год караваны сушей и водой водят. Всякую смерть видели.
– А коли дружину набирать захочешь на тот проклятый остров, бери нас первых.
Мотнул отчаянно головой. Еще бы шапкой об пол! Так нет шапки.
Не стоит огорчать хороших ребят с первой же встречи.
– А караван?
Можно было не спрашивать. В глазах горячечный блеск.
– С тобой, твоя милость, и дня не просидели, а насмотрелись столько, что и в год не увидишь.
Поманил пальцем и шепнул на ухо.
– Мало веселого, друг мой, когда смерть рядом ходит.
И эти туда же. Почему не живется спокойно? Вот так же и Войтик когда-то махнул в стену свой черпак и белый поварской колпак с отчаянной решимостью. Забросил семью, чтобы бежать его охотничьей тропой. А ведь врет твоя милость. Не было никогда у Войтика белого колпака. Все же остальное по полной программе и без исключения.
И не весело попросил.
– А вы поторопитесь все же, ребята. Время, время.… Каждый час против меня. И если хотите, против вас. И… постарайтесь не приближаться ко мне ближе, чем на два шага.
Подбежал хозяин, бросил равнодушный взгляд на спину капитана, на восхищенные лица «барышень» и успокоился. Заведения подобного толка высокой нравственностью не отличаются.
Но Стас счел просто необходимым объясниться.
– Сердце, друг мой! Работа нервная, беспокойная. Можно сказать, просто на износ, не щадя себя трудился. К тому же неумеренное увлечение горячительными напитками и слабым полом оказались губительными для его организма.
Взгляд щекочет спину, останавливается между лопатками, медленно подбирается к шее, словно выцеливая точку для последнего удара. С трудом удержался, чтобы не обернуться.
– Веди, душа моя. А то свалюсь под столом во всем непотребстве. А что люди могут подумать? Смолоду такой привычкой не обзавелся, а сейчас и вовсе поздно начинать.
Глава 20
Комната, как комната. Не гранд - отель, но жить можно. Два шага в ширину. Лавка у стены. Кособокий столик. Крохотное окошечко с кованой решеткой. Дверь с болтающимся запором. На столе плошка, в которой утонул в масле обгорелый фитиль. Подошел к окну и бросил быстрый взгляд на крышу, мимоходом запалил фитиль от пальца. Хотя можно было обойтись и без него.
Жить можно. Бывало и хуже.
Защелкнул за хозяином задвижку.
Взгляд пробежал вдоль пристани запруженной кораблями и нырнул в устье реки. Заторопился вдоль речной глади и полетел к порогам. А лодии вот уже.… Чернеют прямоугольниками парусов. Пересчитал наспех. Все десять. Молодец Сорока. Знает дело. Завтра здесь будут.
В сон провалился сразу, как в глубокое черное ущелье.
Взгляд, настойчивый и пристальный, скользит по лицу. Показалось, что зеленью отливают эти настойчивые глаза.
И разбудил тот взгляд. Спокойный и внимательный.
Рука нырнула под волчовку.
Устыдился. Совсем запугала черная тварь.
С хрустом потянулся и прыгнул на ноги. Солнце уже к полудню. Утомило вчерашнее застолье. Отоспался на неделю вперед. Подошел к лохани с водой. На темной поверхности мутное светлое пятно с черной полосой поперек. Распустил бант на затылке. Вместо глаз два багровеющих пятна, как угольки в горстке остывающего пепла. Долго плескался, смывая дорожную пыль. Прошелся ножом по щекам, наводя красоту к предстоящей встрече. На все – про все пол - часа.