Стихотворения и поэмы
вернуться

Сосюра Владимир Николаевич
Шрифт:

79. НАД ТЕТРАДЬЮ

Стихи минувших лет опять передо мной,— они открыли мне мою судьбу когда-то в краю, где террикон за садом синеватым и вешних зорь цветы над зыбкою рекой. Прощальные цвели на нивах васильки, мне издали они головками кивали,— я из деревни шел, и розовели дали, я в город уходил от верб и от реки. Лежала сплошь роса, синело всё кругом, и тихая заря травинки золотила. Остались позади — и дом, и взор твой милый, сиявший часто мне за голубым окном. Немало лет прошло. В деревне я опять, где некогда писал цветущею весною. Опять в моих руках забытая тетрадь, та старая тетрадь, исписанная мною. Но молодость свою не называю сном, хотя на лбу моем не первые морщины,— я вижу за окном веселые равнины, я слышу — жизнь поет гудками за окном. Румяный от зари, шумит мой тополь вволю, шумит, волнуясь вновь, как некогда, давно, и песня катится в раскрытое окно — то тракторы спешат к домам колхозным с поля. Уже лежит земля в спокойствии ночном, мир звездами прикрыт, как легкой пеленою, растаяла заря, синеет всё кругом, и комсомольцы в ночь идут, идут гурьбою. Вдали огней игра, чист и прозрачен воздух, свет электрический наполнил весь простор июльской теплой мглы, — как будто дивный хор, со звездами небес слились земные звезды! Душа моя поет и песнею своей наш воспевает век и нашу жизнь живую, и, вспоминая гул моих прошедших дней, страницы желтые я в тишине целую. 1935, 1958

80. ОГНИ

Там, далеко, огней хороводы загорелись в небесном краю. Сходит вечер со звездного свода в тишину голубую мою. Он вошел, и опять я во власти той легенды, что в сердце цвела, и в лицо мне повеяли счастьем за спиною его два крыла. Усмехнулся и обнял за плечи, как на склоне далекого дня… Унеси меня на небо, вечер, выше звезд унеси ты меня! Унеси меня, вечер, как брата, ты на Млечный задумчивый Путь, чтобы губы с улыбкой крылатой я не помнил, не жаждал вернуть… Может, там я забуду те очи, что так сладостно в сердце таю… Я молю, ну а вечер не хочет, лишь глядит прямо в душу мою. Утопаю я в нем… тьма ночная так легка и прозрачна вокруг. Я на вечер смотрю и не знаю — мне не сердца ли слышится стук? Вечер гладит мне кудри густые, и душа расцветает моя… «Я не вечер», — сказал он. «Мария!» — закричал — и опомнился я. 15 декабря 1935

81. РАССВЕТ

Восток еще в розах рассвета, в сверканье ветвей золотых. Нет, песня моя недопета, я сердцем еще не утих. Бледнеют на небе мониста уже догорающих звезд. Зарнице подобен цветистой, о город, я славлю твой рост. И мнится мне — ранней весною брожу я, как прежде, юнцом, и дед мой, кузнец, за рекою призывно звенит молотком. И ветер над рощицей мчится, златистые тучки гоня, и росы, и травы, и птицы приветствуют утром меня. И слышу я светлое пенье, как волн колыханье морских, и слезы восторга, волненья дрожат на ресницах моих. Иду я землей золотою, и сердце мое как вино. О юность, неужто с тобою успел я проститься давно? Неправда! Поет всё напевней мне ветер в цветущем саду. Я вновь по родимой деревне мальчишкой веселым иду. Как счастье такое измерю? О городе сердце поет. Что, мне тридцать восемь? Не верю! Нет, мне восемнадцатый год! 7 апреля 1936. Ночь; 1958. Харьков

82. ЗА ОКНОМ («Город спит за окном. Только поезд во мгле…»

Город спит за окном. Только поезд во мгле резким свистом мечты прерывает… Словно отблеск багряной слюды, на стекле вдруг янтарное пламя всплывает. Я один, я захлестнут прибоями дум, пью сквозь веки закрытые пламя. Самолета во тьме то приблизится шум, то затихнет вдали за домами. Рвется песня в окно, бьется птицей в стекло и крылами стучит, словно хочет в сердце вновь оживить и родное село, и донецкие синие ночи. И шиповник в оврагах, и звон молотка по кувалде, и кузню над яром, — юность, юность мою в мощных звуках гудка, землю ту, где я стал коммунаром! В небе звездная чудо-дорога ясна, и горит и дрожит надо мною… Песне я открываю окно, чтоб она захлестнула всю душу весною. Я ведь молод еще. В жилах кровь как вино. Звезды, звезды, светите мне в очи! Песне сердце раскрыл я, раскрыл ей окно, и глаза беспокойные — ночи. Вновь гудит самолет… Там бессонный пилот разрезает заоблачный воздух и в холодном просторе бездонных высот смелый край мой возносит под звезды. Песня, ночь, самолет, дальний гул поездов… Счастье в дверь мою громко стучится. Что ж, скорее, скорее входи — я готов: лег мой стих, словно мак, на страницу. 1936

83. В САДАХ

Как бархат — ветер легкокрылый!.. Снега растаяли — плывут… Настанет час, и с буйной силой сады моей отчизны милой румяным цветом зацветут. Так вей же, ветер мой кудрявый, чтоб молодел тобою я, чтоб рдели звезды, млели травы. Там, где запруда и купавы, пройдет любимая моя. Ее над прудом повстречаю. О, как-то встретимся мы с ней? К ней полечу, души не чая, и зашумят, листвой качая, деревья родины моей. О чем беседовать мы станем?.. Вокруг — синеющий Донбасс, над нами звездное блистанье, и та же, что при расставанье, луна свой свет прольет на нас. Всё это будет там, где мчится, грохочет поезд у села, где блеск завода, как зарницы, где мне родня — трава и птицы, где наша юность протекла. Берез шептанье, звезд узоры, и смуглота щеки родной, и ширь донецкого простора, рукопожатия и взоры, и смех, как сердце, молодой. В ладони ветер бьет, бушуя.. В трамвайном звоне — жизнь сама. О, шепот у крыльца… Спешу я на лекции, но всё дышу я той, что меня свела с ума. Всё это будет там, где любо мне слушать, как шумит Донбасс, где моего завода трубы… Родные ласковые губы — к ним припаду я в этот час! Ну а покамест — легкокрылый в квартире ходит ветерок… Учиться буду с новой силой, чтоб, верный сын отчизны милой, в садах подругу встретить мог. 1936

84. «За окном зима…»

За окном зима, за окном огни. Нет тебя, и тьма заслоняет дни. Где ты, с кем теперь, нежный ландыш мой? За окном как зверь воет ветер злой. 1936, 1958

85. НА ТУРЧАНКУ ТЫ ЧЕМ-ТО ПОХОЖА

Кипарисы, томя и тревожа, до рассвета шумят надо мной… На турчанку ты чем-то похожа, не вернуться которой домой, не вернуться в далекие страны, молодые глаза полюбя… Я идти за тобой не устану, не устану глядеть на тебя. Как звезда, дальним светом дурманя, как звезда золотая вдали, в легких тканях, как будто в тумане, ты скользишь, не касаясь земли. Синий ветер, деревья в цветенье, пенье птиц, мотыльки и цветы, и грохочет прибой в отдаленье сквозь стоящие в каплях кусты. Синий грохот… Спешим мы к прибою, волны берег каймой обвели, и слилось мое сердце с тобою, словно море и небо вдали. 10 апреля 1937 Харакс

86. ОТЧИЗНА

Ты — свет мой и отрада в полете и в борьбе. Каких же песен надо и слов каких тебе? Где взять слова поэту воспеть твои черты? Другой такой и нету на всей земле, как ты. Пускай тебе минуло отныне двадцать лет,— весь мир наполнен гулом твоих больших побед. Сорвала над собою гирлянды звезд ночных и в зори Днепростроя ты обернула их. В сердцах взошла навеки, как радуга, заря. Соединила реки, народы и моря. Твой флаг, что гордо поднят, твой синий небосвод… Так кто ж из нас сегодня тебя не воспоет? 1937

87. И. П. КОТЛЯРЕВСКОМУ

Как день горит, как ветви клонит ветер, как то, что гонит тьму рассветный час, тебе, поэт, вовеки жить на свете в сердцах живых и тех, что сменят нас. Пройдут века, и вечный май настанет, но так, как мы в кипенье наших дней, потомок в книжку «Энеиды» глянет и в восхищении замрет над ней. Как ветер ветви гнет, как гаснет день в зарницах, как то, что зори светят нам ясней, земля всё так же будет вдаль стремиться, и будешь жить ты в памяти людей. <1938>