передано в суд, во-вторых, санкционирует переаттестацию только судья, а

никак не прокурор, и в-третьих, сама возможность изменения статьи

предполагает проведение кропотливых мероприятий для подтверждения

невиновности или меньшей степени ответственности подсудимого, а

заниматься такими исследованиями Максиму Вадимовичу нисколько не

хотелось. Он прекрасно понимал, что Добрякову труба, что так или иначе, а

сидеть ему придется непременно, так стоит ли пар пускать, когда

следственная машина запущена и самым естественным образом довезет

горемыку до зала суда?

Максим Вадимович был из тех, кого называют «молодой да ранний».

Окончив институт в шальные девяностые, он как-то сразу попал, что

называется, в струю: пристроился в одной успешной адвокатской конторе,

зарабатывающей неплохие деньги в основном на отмазывании бандитов,

несколькими скандальными процессами сделал себе имя в криминальной

среде и скопил на этом изрядный капитал, половина которого хранилась на

банковских счетах и приносила ему неплохие проценты. В сущности

заработанных в девяностые годы денег ему с лихвой хватило бы на всю

оставшуюся жизнь, можно было оставить адвокатскую практику и жить в

свое удовольствие если не на Канарах или во Флориде, так по крайней мере

где-нибудь на Кипре, однако Максим Вадимович отличался одним завидным

постоянным качеством: он любил свою работу. Впрочем, следует уточнить:

любил он скорее не самое работу, не адвокатскую повседневность как

таковую, а ее результат, материально выражавшийся в толстеньких пачках

262

приятно похрустывающих купюр гонорара. У него было практически все –

две квартиры, два автомобиля, загородная дача, небольшой домик на том

самом Кипре, однако такова уж природа человеческая: денег, как правило, никогда не бывает много.

Разбуженный минувшей ночью телефонным звонком неизвестной женщины,

Максим Вадимович поначалу посетовал, что не отключил телефон, но потом, после того, как просительница изложила ему суть обращения, -

профессиональным чутьем уловил, что даже за ведение этого пустякового

дела, вряд ли требующего проведения каких-либо досудебных мероприятий и

уж тем более напряженных интеллектуальных усилий, - за этот крик

отчаявшейся, готовой на многое, если не на все незнакомки можно запросить

изрядную сумму. А в том, что просительница готова на многое, если не на

все, Максим Вадимович ничуть не сомневался и, слушая взволнованный

голос собеседницы, ломал голову только над одним вопросом – какую бы

цену назначить, чтобы при этом и клиента не отпугнуть, и самому не

продешевить. В конце концов, выслушав ее рассказ и задав два-три ничего на

значащих вопроса (для того, чтобы время потянуть и как можно вернее

оценить ее материальные возможности), он вынес свое резюме: да, дело

непростое и наверняка потребует проведения специальных мероприятий,

времени, затрат…

– Но в принципе возможно? – прервала его Зина.

– Возможно – что? – парировал он.

– Можно ли спасти его от срока?

– Вы знаете, - важно, тщательно произнося каждое слово, ответил Максим

Вадимович, - плох тот адвокат (как профессионал, разумеется), который

сомневается в благополучном исходе дела.

263

– Ну, раз так, значит, вы возьметесь за это? – настаивала она.

– Полагаю, что смогу вам помочь. Только повторяю, что защита наверняка

потребует…

– Это я уже слышала, - оборвала его собеседница. – Говорите, сколько?

Максим Вадимович облегченно вздохнул про себя. Клюнула! Он давно

разработал своеобразную шкалу материального достатка потенциальных

клиентов и перед тем, как браться за дело, оценивал каждого по этой схеме.

Оценивал сразу же, в первом же разговоре и по интонации обратившегося, по

его манере говорить, по реакции на замечания адвоката – одним словом, по

тем невербальным признакам, которые зачастую говорят больше, чем слова, выносил, как правило, безошибочную оценку как самому клиенту, так и его

карману. Помогать тем, чей доход барахтался где-нибудь на четвертом балле и