Рюмина.

– Конечно, - разрешила Анна Кирилловна.

– Ф тот рас у нефо трукая потруфка в костях пыла, - залепетал Рюмин. – Он с

ней фалантался, а ефо Сина састукала с нофенькой. Фот и рассертилась на

нево. Фспрыкнула и послала ево кута подальфе…

Добряков чувствовал, как все лицо наливается кровью, и едва сдержался,

чтобы не приложить Рюмина еще раз.

294

– Ну, мало ли что у кого бывает, зачем же мы станем перебирать грязное

белье, - возразила Анна Кирилловна. – Одним словом, вырисовывается тот

факт, что подследственный и впрямь действовал под сильным

эмоциональным воздействием. Вы, гражданин Рюмин, попали ему, так

сказать, под горячую руку…

Рюмин вытянулся и собирался еще что-то сказать, но Анна Кирилловна мягко

осадила его движением руки и продолжала:

– Это, впрочем, не означает, что к подследственному не будет применено

уголовного наказания. Обязательно будет, ведь налицо нанесение телесных

повреждений…

– Фот-фот, именно на лицо, - пришла в движение гиппократова шапочка. –

Конефно, на лицо, кута еффё?

– Вот видите, подследственный, человек даже говорит с трудом, - заметила

Анна Кирилловна.

– Ага, - съерничал Добряков, - зато пиво хлещет по-прежнему, полным ртом и

с удовольствием! Никакой гипс ему не помеха!

– Это личное дело каждого, - пресекла Анна Кирилловна, - по крайней мере, ничего противозаконного этот человек не совершил. А вот в отношении вас, гражданин Добряков, следствие продолжается, - глядя в стол, она захлопнула

свою тетрадь. – Вы свободны, гражданин Рюмин. Подследственного я

попрошу задержаться.

Рюмин встал, пробормотал «то сфитанья» и осторожно вышел, неслышно

притворив за собой дверь.

– Вот что я хочу сказать вам, подследственный, - Анна Кирилловна подняла

глаза от стола и посмотрела на Добрякова. – Я прекрасно понимаю ваше

295

состояние, но поймите и вы. Закон есть закон, и уйти от ответственности вам

не удастся. Вы должны это определенно уяснить себе. Советую вам набраться

мужества. Уверена, у вас это получится. Так что прошу вести себя на

следствии достойно. Достойно офицера. Вам понятно?

– Понятно, - кивнул Добряков. – Можно идти?

– Идите, конечно. Завтра приходить не надо, а вот подругу вашу очень жду.

Отнесите-ка ей вот эту повестку, - Анна Кирилловна черкнула что-то на

бланке и передала Добрякову.

16.

Открыв дверь, Зина встретила его в прихожей, провела на кухню, где на столе

уже стояла бутылка водки, а на блюдце аккуратными кружочками краснел

сервелат. Добряков отметил, что она уже навеселе, и спросил:

– Ты без меня расслаблялась, я вижу?

– А ты думал, я не переживаю за тебя?
– возмутилась Зина и села за стол. –

Выпила, конечно немного. Вон, пустая чекушка стоит, - кивнула она в угол, в

сторону мойки, но Добряков туда даже не посмотрел.
– Угомонись. Если

нервишки расходились – самое время хлобыстнуть немного. Будешь?

– Еще спрашиваешь! – огрызнулся Добряков. – После всего, что я там

натерпелся!

– Ну вот, сейчас и расскажешь, - она начала наполнять стопки. – А первую

давай все же за то, что явился туда, как и следовало поступить. Теперь в

любом случае к тебе отношение серьезное. Поехали! – она протянула стопку

навстречу Добрякову, он подхватил со стола свою.

296

– Рассказывай, - попросила Зина, зажевывая выпитое.

– Она меня насквозь видит, - начал Добряков. – Все мои чувства знает, будто

внутрь смотрит. Вертишься перед ней, как карась на сковороде…

– Все следователи такие, - успокоила Зина. – А что конкретно она говорила-

то, рассказывай.

– Да очную ставку мне с ним устроила.

– С Рюминым? – Зина даже перестала жевать и неотрывно глядела на него.

– Ага, - Добряков закурил, затянулся, стряхнул пепел. – Пыталась выяснить, кто из нас правду говорит.

– Ну, что ты сказал, я догадываюсь. А что тот молол?

– Да что он-то может молоть, с его вывернутой челюстью!

Зина прыснула и закатилась густым, непрерывным смехом. Поднесла к глазам