– Посмотрю еще, - состроила она лукавую физиономию.

– Вообще-то сегодня моя очередь пить, - терзала она его.
– Завтра ведь тебе к

следователю. Тебе уж точно не стоит употреблять, сам знаешь. Опять

расклеишься…

Добряков облился холодным потом.

– Ну мы только сегодня вечером, - опустив глаза, нудил он. – Чуть-чуть и

пораньше спать ляжем…

Она с минуту посмотрела не него, взявшись за ручку двери, потом вдруг

прикоснулась к его щеке рукой, совсем серьезно ответила:

– Жалко мне тебя, Любимка, ох как жалко! Если бы не я – что бы с тобой

было?

303

– Без тебя меня бы не было, - бухнул Добряков первое, что пришло в голову, но тут же понял, что, сам того не сознавая, сказал правду, что эта женщина

стала теперь для него и матерью, и женой, и самым верным другом.

– Я правду говорю, - виновато улыбнувшись, он поднял на нее глаза.

– Да я знаю, что правду, - улыбнулась она. – Дождись меня, все будет хорошо.

Она переступила было за порог, но обернулась, прошептала:

– Побрейся, ладно? – и закрыла за собой дверь.

Добряков вернулся на кухню, опустился на стул, налил еще стопку и жадно

выпил. Настроение заметно улучшалось. Вот еще бы ее дождаться да узнать

поскорее, как там было, что следовательша спрашивала, что выясняла. Но он

был спокоен: Зина сумеет и сказать, что надо, и повести себя, как следует.

Он посмотрел на часы – половина девятого. Сейчас она уже там, выдает,

наверное, плюхи по полной программе. Он усмехнулся, плеснул еще водки,

выпил, закурил.

«Интересно, а если бы не она, не ее помощь, не ее… как это говорится,

участие ко мне, - думал он слабо ворочавшимися мозгами. – Что б тогда было

со мной? Угодил бы я тогда в ментовку или нет? Одно точно – морду этой

гниде так или иначе расквасил бы! Иначе он ни за что не выучился бы

разговаривать со мной, как следует… Ну это ладно, а по большому счету –

что было б со мной, если б не Зина?»

Он тупо уставился в окно, словно пытаясь найти ответ там, однако вскоре

понял, что если и найдется где ответ, так только в очередной стопке. Слава

богу, этого добра пока не переводится, спасибо Зине. Но наполняя стопку, внезапно вздрогнул.

304

«Это пока она покупает, - предательская зашевелилась мысль, - а если что с

ней случится, ну, мало ли… На операцию вот ляжет, что тогда? Неужто меня

оставит здесь? Витька к тому времени вернется, вряд ли он захочет со мной

тут дрейфовать под одним парусом… И как быть? На ежедневную поллитру

где денег брать? От менжи проклятой как избавиться? На каждый опохмел

бабок не хватит…»

От этой простой, пугающей своей очевидностью мысли ему стало не по себе.

Он опустил поднятую было стопку на стол и уставился в столешницу,

усиленно соображая и не зная, что бы такое сообразить. А между тем

нерешенная проблема давила и мучила его невыносимо. Он знал, правда,

один способ избавиться от этой невыносимой тяжести отчаяния. Способ был

один, его научили этому в армии, в Афганистане. И способ был только в том, чтобы заглушить, забить одно тяготившее ощущение другим, более сильным

и эффективным. Тогда, на войне, знакомые офицеры пристрастились к

наркотикам, тем более что достать его там было несложно. И через месяц-

другой из крепких, здоровых и выносливых парней многие его сослуживцы

превратились в одержимых паралитиков, не способных ни на одно разумное

и взвешенное решение. Начальство тогда быстро сообразило, что к чему -

неизлечимо зависимых поместили в госпиталь и вскоре комиссовали, а тех, кого еще можно было спасти, на время перевели с оперативной на штабную

работу. Добряков тоже попробовал однажды этой заразы, но то ли Бог оберег, то ли какой-то внутренний голос нашептал ему тогда, что это смерть, не

такая, конечно, быстрая, как от пули, но такая же гарантированная и верная.

А умирать ему тогда ох как не хотелось. Ни от пули, ни от наркотика.

«Хорошо нам тогда было, - грустно вздохнул Добряков, глядя пустыми

глазами на полную стопку, - а сейчас что? Единственный адреналин – морду

Рюмину расквасить. Да и то отвечать приходится!»