возразить. Но вместе с тем ты понимаешь, что поступил неправильно, и обо

всем сожалеешь. Понял?

Добряков кивнул головой и поднял на нее глаза.

– Ты думаешь поможет? – тихо спросил он.

– Во всяком случае не повредит, это уж абсолютно точно. И вообще жалко, что я не могу присутствовать на этих допросах. Я уж попыталась бы по

ситуации какую-нибудь лазейку психологическую увидеть и использовать. А

так… - она нахмурилась, снова повернулась к окну и задумалась.

– Ладно, будем надеяться, что у тебя что-нибудь получится, - Зина встала, подошла к нему и положила обе руки ему на плечи. – Смотри, осторожнее, не

глупи. Вернешься, я приготовлю поесть…

– А… - Добряков едва заикнулся, а Зина уже ответила, словно предчувствуя

такой вопрос:

– И это будет, схожу сейчас… Ну, давай иди! – и она слабо оттолкнула его к

двери.

– Так гораздо веселее, - заулыбался Добряков, выходя на площадку. – В таком

разе я постараюсь там… ну… как бы получше…

– Тише здесь, - шепнула она показывая на дверь соседей. – Иди. Жду.

В дежурной части он сказал, что пришел к следователю Анне Кирилловне.

– Ваш паспорт, - угрюмо и басовито потребовал дежурный, не знакомый

Добрякову.

Добряков помялся и нервно пошарил карманы.

281

– З-з-абыл, - начал заикаться он.

– К кому? – так же мрачно спросил сержант.

– Я же сказал, к Анне Кирилловне.

– Фамилия?

– Добряков.

Сержант поднял трубку телефона:

– Товарищ капитан? К вам Добряков. Вызывали?

Выслушав ответ, он опустил трубку, встал из-за стола и вышел из дежурки.

– Пошли, - кивнул Добрякову, и они стали подниматься по знакомой лестнице

– впереди Добряков, за ним сержант.

В коридоре второго этажа никого не было, и только в самом его конце, у

кабинета следователя, кто-то сидел на стуле. Едва заметив в

слабоосвещенном пространстве смутно вырисовывавшуюся фигуру,

Добряков начал нервничать. Странное предчувствие накатило на него,

внезапный страх сковал ноги. Он вдруг остановился посреди коридора,

мучительно вглядываясь в сидевшего на стуле.

– Почему стоим? – подтолкнул сзади сержант.

– Я… мне бы… - вот и все, что смог выдавить из себя Добряков.

– Ну чего еще? – недовольно нахмурился сержант.

– Мне бы… того… в туалет…

Сержант, как вкопанный, застыл в недоумении. Казалось, никакими

инструкциями не предусматривалось снимать конвоируемого с маршрута и

282

вести его в туалет. Поэтому он пристально посмотрел на Добрякова, стараясь

угадать, не выкручивается ли тот, не тянет ли время.

Но Добряков сказал это не для того, чтобы потянуть время, не для того,

чтобы избежать неизбежной встречи. Ему действительно невыносимо

захотелось облегчиться. И желание это нарастало по мере того, как он все

напряженнее вглядывался в фигуру сидевшего. А когда наконец узнал его,

резко обернулся к сержанту, подошел к нему почти вплотную и приблизил к

самому козырьку фуражки свое красное, покрытое мелкими каплями пота

лицо.

– Товарищ сержант… мне и правда невыносимо… не знаю, съел, наверное,

что-то… - лихорадочно залепетал он, дыша на милиционера свежим

перегаром и держась левой рукой за живот. Сержант поморщился, махнул

рукой, отгоняя запах, и отстранил Добрякова на шаг назад.

– Ну и что делать будем? – спросил сержант, обращаясь скорее к себе.

– Мне бы… того… ну, в туалет… есть ведь у вас?.. – весь искривился

Добряков, припадая на одну ногу. – Ей Богу, не вынесу… И прямо тут…

– А вот тут – не надо! – пришел в себя сержант, схватил Добрякова за плечо и

круто развернул его вправо.

– Видишь дверь? – повел он подбородком он на другую рекреацию этажа.

– Ага, спасибо… Я мигом, - кивнул Добряков и поковылял к указанной двери.

Ему стало гораздо легче уже от того, что эта самая дверь находилась

совершенно в другой стороне, почти диаметрально противоположной тому

полутемному коридору, в конце которого сидел тот человек, встречаться с