и протащила в прихожую:

– Проходи, чего встал!

Он переступил через порог и растерянно водил глазами, не находя, где бы

упокоить взгляд.

– Что тут случилось-то? – едва выдавил, наконец, и приготовился к самому

худшему.

– Сволочи! – вырвался у Зины громкий истошный вопль. Выхватив из рук

Добрякова пакет с бутылками, она прошагала на кухню и оттуда крикнула

ему:

– Иди сюда!

Добряков аккуратно обошел стоявшего на пути Витю и пугливо прошел

следом за матерью.

– Ты что, водки взял? – обрадовалась Зина, вынимая бутылки из пакета. – Ты

молодец, прямо в воду глядел! И пивко еще! Умница! – а голос по-прежнему

был тревожный, прерывающийся.

– Мать, кто это? – сурово спросил Витя, войдя на кухню.

– Это мой друг, - не поднимая на сына взгляда, бросила мать. – Только прошу

тебя: не надо читать мне нотаций. Это действительно очень хороший друг, надежный и толковый, - метнув взгляд на Добрякова, она уже веселее

подмигнула ему.

– Опять друг! Не успела с прежним разбрыкаться, уже новый друг!

Добряков удивленно посмотрел на Зину.

164

«Еще один Испугай, что ли?» - подумал он.

Она, перехватив его взгляд, укоризненно бросила сыну:

– Ну что ты чушь несешь! – и, обратившись к Добрякову, уточнила: - Он

неправду говорит, хочет нас поссорить. Ты ведь неправду говоришь, да, Витя?

– а сама, не останавливаясь, откупоривала бутылку водки и выставляла на

стол две ограненные миниатюрные стопки.

– Садись, сейчас все расскажу, - она кивнула Добрякову на стул и сама

уселась напротив. – А ему ты не верь, врет он все. Выйди вон! – истерично, надрывно крикнула она на Витю, и сын, пожав плечами, развернулся и

обронил вполголоса:

– Да хоть ужритесь тут в усмерть, мне плевать! Надоело! – и вышел из кухни.

Через несколько секунд хлопнула дверь в его комнату.

– Давай, - подняла стопку Зина.

Добряков чокнулся с ней, выдохнул и опрокинул всю стопку в рот. Крякнул, выдохнул, закусил давешним салатом и спросил:

– Ну, из-за чего кипеж-то поднялся?

– У-ух! Хорошо! – разомлела Зина. Добряков и сам почувствовал, как после

выпитой водки его повело уже конкретно и основательно.

– Давно не пила водку, - прожевывая закуску, говорила Зина. – Все пиво

какое-то. Сколько денег на него уходит, а толку ноль. Вот что надо пить.

Добряков кивнул непослушной головой и, преодолевая накативший морок,

повторил:

– Чего бушевали-то?

На Зину, наоборот, выпитое подействовало ободряюще. Ее щеки разгорелись, заплаканные глаза просохли, и через пару минут перед Добряковым уже

165

сидела прежняя Зина. Он, однако, это вряд ли заметил, поскольку явно и

целеустремленно пытался попасть носом в сложенные на столе руки.

– Эй, ты чего расслабился? – толкнула его Зина. – Нет, я еще не договорила.

Мы должны выработать совместную стар… стре… стратегию!..

– Я слуш-ш… - приподняв голову, промямлил Добряков.

– Закури и слушай.

Через силу он выпрямился и закурил. Сигарета и впрямь немного оживила

его. Смахивая пепел в пепельницу, но попадая почему-то в салат, он силился

смотреть прямо на Зину, но взгляд постоянно падал вниз, на стол. Так, мотая

головой сверху вниз, он и внимал рассказу Зины, отдававшемуся в его мозгу

глухой, тяжелой канонадой.

– Только ты ушел в магазин, позвонила Светка, ну, та подружка, про которую

я тебе говорила. «Все, говорит, Зинка, пропали твои денежки!» Меня как

молния расшибла. Чего, говорю, такое? А она: так, мол, и так, на имущество

твоего «Социального заказа», будь он проклят, наложен арест, а на ворюг на

этих заведено уголовное дело, чтоб им умереть и не встать. Та что, говорит, Зинка, плакали твои денежки! Она у меня вообще баба доброжелательная,

никогда в беде не оставит. Я, как услышала, обомлела вся. «Точно, -

спрашиваю, - знаешь?» А она: «Точнее некуда, по телику показывали!» Меня

в дрожь, думаю, с ума сойду. И тебя нет, как на грех! Все, думаю, не доживу, пока он явится. А тут еще Витька вернулся и давай на меня орать: зачем, мол, снова напилась? Я уже не выдержала – нервы на пределе, - наорала на него.