Я повернул голову и увидел одуванчик, растущий у тротуара. Он был жёлтым. То есть нормально жёлтым. Там, где все цвета будто выцвели и поблёкли, одуванчик казался неестественно ярким.

Стоило мне протянуть к нему руку, как раздался голос:

— Они всегда такие.

Повернув голову в другую, я обнаружил Нинель, сидящую на облупившихся ступенях круглосуточной аптеки. Дождь звонко барабанил по железному навесу над крыльцом и по короткому желобку стекал прямо на тротуар.

— «Они»?

— Одуванчики. Их издалека видно.

— Но здесь всё такое… бледное. Что в них такого особенного?

Она пожала плечами.

— Не знаю. И никто не знает. Но на них приятно смотреть. Кажется, я помню, как видела такие же яркие цвета. В детстве.

— До того как потерялась?

— Сказала же, меня обменяли! — вспыхнула Нинель. — Одно дело таскаться всюду за чертями, и совсем другое — жить в доме!

Я глубоко вздохнул, стирая ладонью с лица новые капли.

— А, домовой? Не самый плохой вариант. Но домовые привязаны к какому — то конкретному жилищу; следовательно, и обменянные ими дети тоже. Они могут перемещаться на новое место вместе с хозяевами, да и то, лишь при соблюдении определённых ритуалов. Которые, естественно, уже почти никто не помнит. Рассерженный домовой — не шутка, однако в первую нашу встречу ты искала покровительства другого существа. Вывод: не местная, оказалась далеко от дома не по своей воле — должно быть, была приведена кем — то.

— Женщина в чёрном. Однажды она пришла и попросила следовать за ней. Очнулась я уже здесь, — проговорила Нинель, опуская взгляд.

Я поморщился.

— Знаешь, это, вообще — то, идиотская идея — пойти за какой — то «женщиной в чёрном».

Нинель встала со ступеней и отряхнулась. Я заметил рукоять кинжала, торчащую из — за голенища. Значит, она уже подсуетилась и забрала у меня своё оружие.

— Что с тобой было? — спросила она, облокотившись на фигурные кованые перила.

— «Акцессия», — я сделал над собой усилие и поднялся. — Заклинание свитка, записанное на коже. Оно добавляет новые части тела: жабры, дополнительные руки… Мне, вот, удалось урвать крылья.

— А ты любитель эффектно уйти, — подколола Нинель, делая вид, будто смотрит куда — то в сторону.

— Любитель уйти живым, — поправил я. — Эффектно или нет — дело десятое.

— Что ж ты не использовал его, когда…

— Ты же сидела рядом и сама всё видела. «Акцессия» требует много сил. Едва они заканчиваются, заклинание распадается. Новые кости ломаются, пока не превратятся в пыль, а отращенные конечности — в жижу, которую организм способен усвоить.

— Мерзость, — спокойно заметила она.

— Опасно в самый разгар драки потерять сознание от боли, тебе не кажется?

— Хм, понятно. Ты — супергерой, обременённый тяжкой силой, ставшей твоим проклятием, — в её голосе прозвучала явная насмешка.

— Брось выдумывать! — оборвал я. — «Акцессия» — ни разу не проклятие, и никто им не обременён. Это полезное умение, просто создатель свитков не успел довести их до ума, вот и всё.

— Выжил после насекомых, взрываешь землю одним словом, создаёшь решётки из света…

«…Кто ты?» Нинель спросила уже после того, как перемахнула через перила и, ловко выхватив кинжал, бросилась на меня.

Она вскрикнула от неожиданности, когда чья — то рука схватила её за запястье и остановила в последний момент.

— Я поняла все её движения. Она собиралась ударить вас локтём в грудь и подставить подножку, чтобы повалить и приставить клинок к горлу, — тихо пояснила рыжая девушка — оборотень.

— Спасибо, Кумико, — кивнул я. — Отпусти её и можешь пока идти.

— Что здесь происходит? — отшатнулась Нинель, потирая руку. — Эта девка была с тем…

— С аякаши. Но теперь она со мной.

— Почему?

— Потому что я обаяшка, полагаю.

Нинель презрительно скривилась.

— Не льсти себе.

— Хочешь говорить серьёзно? Хорошо. Недавно я получил заказ. Меня попросили вернуть один предмет, похищенный аякаши. Так называемый «звёздный шар», позволяющий управлять оборотнем — эндемиком — девятихвостой лисой.