Шрифт:
Занавес опустился перед взволнованным залом.
Васильев и Даша Базлова еле пробрались за кулисы. Растолкав друзей, Саша отвел Артема в сторону:
— Базлова, хозяйка новой конспиративной квартиры.
— Давно мечтаю обосноваться на Сабурке! — признался Федор, разглядывая Дашу. — Идеальное место для подпольных дел!
— Конечно... — подтвердила девушка, взволнованная оказанным ей доверием.
Федор медлил уходить. Оглянувшись на Шуру Мечникову, стоящую за его спиной, он нахмурился и сказал:
— Слышите свистки? Дом оцеплен полицией. Вам, девчата, незачем рисковать. Идите пока вдвоем, а я догоню. Дорогу знаю.
Дружинники расступились. Даша и Мечникова беспрепятственно миновали полицейский кордон.
Девушки шли по Конюшенной. Удастся ли Артему вырваться?
Люди из Народного дома растекались по улицам, переулкам. Вскоре Даша и Шура остались одни. Ночь темная, едва освещенная тонким серпом молодого месяца, проглядывавшего сквозь перистые облака.
Шаги... Девушки обернулись. Какой-то прощелыга. На ногах рваные опорки, на голове помятый котелок. Бредет, пошатываясь, и горланит:
Золотая наша рота Тянет беса из болота...Голос противный, скрипучий. Даша и Шура прибавили шагу, но босяк стал догонять. Рослая Базлова успокоила Шуру:
— Пусть только тронет! Не с такими справляюсь в отделении буйнопомешанных, — и, полная решимости дать отпор бродяге, сжала кулаки.
Босяк приблизился. Луна осветила премерзкую ухмылявшуюся рожу. Острые усики и бородка, под глазом огромный синяк.
— Чего тебе? — спросила Базлова. — Только тронь меня, пьянчуга, и я кликну городовика! Будка за углом.
— Вот как раз этого-то делать и не надо, — куражился тот. — Разрешите, мамзель, взять под ручку. В обхождении с красотками имею понятие...
Мечникова пригляделась и всплеснула руками:
— Артем?! В таком виде... Где же костюм, что мы тебе купили?
— Говорил, зря тратитесь. Так оно и вышло!
И, весело рассмеявшись, рассказал, как ему удалось объегорить полицию и жандармов.
Спешное переодевание произошло за кулисами в Народном доме.
Володя Кожемякин сунул Федору опорки, модник Васильев отдал свою поношенную визитку, а Николай Чинов поменялся с ним головными уборами. Шаляпин с досадой смотрел на нехитрый маскарад, а затем усадил подпольщика перед зеркалом и озабоченно поскреб ногтем свой округлый подбородок.
— Картуз долой! — вдруг воскликнул он и, сорвав со Щербака котелок, бросил его на пол, растоптал, а потом напялил на голову Федора. — Вот именно. А теперь...
Шаляпин склонился над Федором и стал накладывать грим.
— Полиции я сроду не любил, даже боялся... Перед кем только не приходилось шапку ломать! Да и сейчас любой жандармский ротмистр оскорбить может. Концерт нынешний не простят...
Шаляпин отступил на два шага, довольно усмехнулся. Глянул на себя в зеркало и Сергеев. Ну и превращение! Под глазом радужный синячище, нос горького пьяницы.
— Хорош, хорош! — одобрительно бормотал певец. — Мать родная не узнает. А теперь катись отсель, да поживее! — И добавил: — Должен сказать тебе, Артемий, — ты златоуст, право, златоуст!
Полицейские, взглянув на Федора, брезгливо толкнули его.
— Пошел вон, мразь!
...Вот и Сабурка. Даша провела Федора и Мечникову служебным ходом на второй этаж больницы в комнатушку с окном в густой парк. Недурно! Отсюда и спрыгнуть можно.
— Но как же вы, Даша? Ведь стесню вас?
— Да ничуточки! Я и товарищ Шура заночуем в ординаторской. Наш доктор Тутышкин — социал-демократ и в курсе дел. Отдыхайте!
Больничная кровать, стол, две табуретки и буфетик. На нем кулич и горка крашеных яиц. В углу икона с лампадой.
— Верующая, Даша?
— Требуют с нас. Служба... А кулич и яйца еще на пасху принесли родные одной больной. Пришлось взять, чтобы не обидеть.
Федор разулся и лег в кровать. Блаженство!
Но сон пришел не сразу. Сквозь меркнущее сознание слышал какой-то шум, топот ног. Кто-то истерически кричал: «Именем короля вы арестованы! На плаху еретика, на плаху...»
Проснулся от яркого солнца, светившего прямо в лицо. Вставать не хотелось. Ну что ж, сегодня воскресенье, заводы не работают. Можно отдохнуть за многие месяцы.
Вдруг увидел накрытый стол. Федор проглотил слюну. Последние недели жил впроголодь.
Не вставая, принялся за еду. Запил все квасом. Напоследок потянулся за куличом и крашеными яйцами.
Насытившись, откинулся на подушку и снова уснул.
Девушек давно тревожила тишина в комнате. Утром Даша принесла одежду Артема, доставленную Васильевым из Народного дома. Но Артем даже не шевельнулся. Может ли человек столько спать?
— Обыкновенный человек — нет, а он может, — оказала Шура.