Снова кум одолжил Якову Фомичу свой шикарный выезд, на этот раз зимний. Кузнец сел за кучера, а Щербака обрядили в генеральскую форму, научили, как держаться. Артем переоделся в денщика. Мундиры и шинели взяли из театрального реквизита Народного дома. Шинель Щербаку была тесновата, но в расстегнутом виде производила нужное впечатление.

Так в недоступное для полиции отделение Даши Базловой, где ординатором работал доктор Тутышкин, переправили солидную партию оружия. Ночью по черному ходу его спустили в подземные галереи.

В тот же день, когда лечебницу посетил «генерал», Кузьмич и его сват повар Грыза сочинили донос:

Милостивый государь, господин губернатор! Обратите ваше внимание на социалиста Артема, который на Сабуровой даче устраивает сходки по ночам... Речи произносятся ужасные, и заговоры устраивают против должностных лиц Харькова. Раздают оружие и делают сбор денег на покупку его. Избавьте нас от крамольника Артема и доктора Тутышкина. С помощью этих лиц в прошлом месяце была произведена революция в больнице и оскорблен старший врач.

Не оставьте этого письма без внимания; в нем, видит бог, одна правда.

Анонимка попала в руки ротмистра Аплечеева. И без нее ведомо, чем занимается Артем и его люди на Сабуровой даче! Засели они там крепко, несмотря на провал восстания. Как их оттуда выманить, как взять их без крови, без потери в своих людях?

Восстание-то подавлено, а большинство революционеров уцелело, и оружие у них есть. Посланные в больницу на разведку шпики возвращаются в город, как правило, с пробитой головой по еще не замерзшей Немышле. У железнодорожников иной прием. Воздав шпиону по заслугам, они нанимают извозчика, и мертвец, с пришпиленным к груди приговором, доставляется по месту его службы.

После разгрома восстания Аплечеев сообщал губернатору:

Сейчас на паровозостроительном заводе собралось около 300 рабочих, с ними человек 60 вооруженной милиции, производится суд над пятью неизвестными лицами, задержанными и доставленными рабочими на завод за принадлежность к «черной сотне».

Предполагается осуждение их на смерть.

Суд идет под председательством рабочего Алексея Корытина и нелегального « Артема».

У жандарма голова кругом идет — всюду Артем! А что, если под этой кличкой скрывается с десяток революционеров? Не может один человек появляться в разных концах города!

Но у Федора это получалось.

Ночью он на Сабурке, утром на заводах, днем в городе, а вечером... Да мало ли где! Безбоязненно заходил в любое учреждение, а чаще в земскую управу, и затем исчезал из-под самого носа охранки. Жандарм описывал невероятное:

В заседаниях управы «Артем» вел себя крайне резко и преступно... заявил собранию восемнадцати гласных земцев под председательством князя Голицына... что теперь наступил такой политический момент, когда можно сказать только — иду направо или налево... «Артем» объяснил земцам в страстной речи, что только его точка зрения правильна и что он признает одно средство — вооруженную с правительством борьбу... Заседание управы молча слушало «Артема» и дало ему возможность безнаказанно уйти из заседания, не передав в руки властей.

Как же такого оставлять на свободе? Этак он и дворянство обратит в свою веру!

И снова за поимку Артема обещана награда —1500 рублей, за живого или мертвого. Когда во двор Сабуровой дачи въехали на санях полицейские, дружинники и ухом не повели. Оружие не прятали, только переглядывались с усмешкой. Здесь народная власть, и у нее своя милиция!

Городовые словно не замечали боевиков. Старшой представился:

— Пристав первого участка Сизов. Где тут фельдшерская школа?

Россохатский молча кивнул на двухэтажное здание.

Арестовав заведующего школой и его жену, виновных лишь в снабжении повстанцев медикаментами, городовые посадили супругов в сани. Дружинники не чинили препятствий — замысел полиции был ясен: разведка. Арестованных сегодня же выпустят. Закона не подберешь.

Однако следует проучить полицию, отвадить ее от Сабурки.

Пристав с помощником выехали почти вслед за арестованными и нарядом полиции. Россохатский подмигнул дружиннику. Тот помчался через парк к ограде. Когда санки пристава приблизились, парень бросил бомбу.

Блеснуло пламя, санки окутало дымом. Лошадь убило, но полицейских даже не поцарапало. Они кинулись назад и напали на Россохатского :

— Видали, что делается? Куда смотрите, вы — милиция?

Степан пожал плечами.

— Наше дело — территория Сабурки, а за улицу мы не в ответе. Здесь вас и пальцем не тронут, если не станете безобразничать.

Взбешенные полицейские, не оглядываясь, рванули в город.

На смену мягкому снежку и оттепелям пришла суровая зима с восточными ветрами. Метелица бушевала на просторах окраин и на Сабуровой даче. Злой ветер, по-разбойничьи свистя, хлестал колючим снегом. Улицы перемело сугробами, люди отсиживались по домам.