возьми— Evviva Napoleone (Да здравствует Наполеон (итал.). Напишите мне

непременно и немедленно в Париж poste restante; в Виши вам писать нечего—

остаюсь здесь 25 дней, а письмо мое доползет до вас, в Simbirsk, не раньше

месяца».

Анекдоты о пленительном epicier и о ругающейся матроне могли быть и

вымышлены, но они показывают, как тогда смотрел Тургенев на французскую

культуру и как относился к стране, которую так любил впоследствии.

Замечательно, что относительно результатов французско-германской войны

Тургенев спустя 10 лет обнаруживал то же нерасположение к французам, как и

тогда, что ясно видно из тогдашних его писем о событии в «С.-Петербургские

ведомости» [388]. С приятелями и втихомолку он говорил просто: французы

возмущены невежливостью немцев, решившихся вырвать победу из рук

непобедимой нации и публично осрамить ее тем перед светом.

Юмористическое настроение, привитое Тургеневу плагиатами Наполеона

III из императорского Рима, длилось более месяца. Так, в письме своем от 1 (13) августа 1859, носившем штемпель «Rosoy en Brie», что доказывало переезд автора

его из Виши в Куртавнель — дачу г-жи Виардо, заключаются целые фразы на

латинском диалекте, как бы единственно пригодные для выражения его мыслей в

годину такого величественного военного праздника! Я оставил в этом письме

похвальные отзывы Тургенева о моей корреспонденции, выпущенные во всех

других, потому что шутливый тон письма много ослабляет их пафос, а во-вторых, и потому, что пристрастие и слабость ко мне составляли у него род

физиологического признака, во всяком случае довольно любопытного. Прозвище

«ненавистник либерализма» я получил от Тургенева за сочувственное мнение о

некоторых обличительных страницах известного германиста и этнографа Риля, направленных против гуманного либерализма немцев в его известной книге.

Описание самой комнаты, где жил наш автор, на даче г-жи Виардо, составляет

биографическую подробность» не лишенную своего рода занимательности. Вот

это письмо целиком:

«Куртавнель, 1 (13) августа 1859.

301

Ай да умница П. В.! Какие большие и милые письма пишет! Нельзя не

погладить по головке и не сказать спасибо! С истинным наслаждением прочел я

ваши поучительные и занимательные странички, прочел не в Париже, а здесь, в

деревне г-на Виардо, где я нахожусь теперь и где останусь еще месяц, до отъезда

в Россию. Ибо я —хотя это вам покажется невероятным—к 14(26) числу

сентября, то есть к Никитину дню, то есть к храмовому празднику в моей деревне, то есть к прилету вальдшнепов, буду, если останусь в живых, в Спасском, и это

так верно, что я вас прошу отвечать на это письмо числа 21 не инако, как: Орловской губер. в г. Мценск. Дела мои идут порядочно, то есть болезнь меня не

мучит (много помогли воды в Виши) и работа подвигается, надеюсь к половине

ноября привезти в Москву из деревни (где я буду сидеть взаперти до того

времени) роман, который объемом будет больше «Дворянского гнезда».

Каков он будет в исполнении—это ведают одни боги. Я должен вам сказать, что я так постоянно занят своим произведением—даже тогда, когда ничего не

делаю, —что мне почти нечего сообщать приятелю; я ничего не знаю и не ведаю, в строгом значении этого слова. Знаю, что завтра происходит в Париже великое

преториански-цезарское празднество, что все улицы Парижа перерыты, везде

наставлены триумфальные ворота, венецианские мачты, статуи, эмблемы, колонны, везде навешаны знамена и цветы: это император будет держать

аллокуцию в цесарско-римском духе своим militibus (воинам); так что maxima similitudo invenire debet между Gallium luijusce. tcmporis et Roman Trajani necnen Caracallae et aliorum Heliogabalorum. (Разительное сходство должно возникнуть

между Францией нынешнего времени и Римом Траяна, а также Каракаллы и

разных других Гелиогабалов.) Боюсь продолжать латинскую речь, не знаю, поймете ли вы ее, ученый друг мой, ненавистник либерализма. Я, разумеется, бежал из Парижа в то самое время, как сотни поездов со всех концов Европы, с

свистом и треском, мчали тысячи гостей в центр мира; всякое военное торжество

ist mir ein Greuel (возмущает мою душу), подавно это: будут штыки, мундиры, крики, дерзкие sergeants de ville (полицейские (франц.),и потом облитые

адъютанты, будет жарко, душно и вонюче—connu, connu!..( знакомо, знакомо!..