Между тмъ какъ Орденеръ разсматривалъ своего проводника, Спіагудри, прежде чмъ слъ за столъ, заботливо положилъ подъ себя пакетъ, который несъ на спин, завернулся въ свой старый плащъ и все свое вниманіе сосредоточилъ на куск жаркаго, приготовляемаго хозяйкой, и на которое онъ взглядывалъ по временамъ съ безпокойствомъ и ужасомъ, произнося отрывистыя безсвязныя фразы:

— Человческое мясо!.. Horrendas epulas!.. — Людоды!.. — Ужинъ Молоха!.. — Nec pueros coramo populo Меdеа truсіdеt… — Куда мы попали? Атрей… — Друидесса… — Ирменсулъ… Дьяволъ поразилъ Ликаона…

Вдругъ онъ вскричалъ:

— Праведное небо! Слава Богу! Я вижу хвостъ!

Орденеръ, слушая его внимательно и почти слдуя за теченіемъ его мыслей, не могъ удержаться отъ улыбки.

— Въ этомъ хвост нтъ ничего утшительнаго. Быть можетъ это часть дьявола.

Спіагудри не слыхалъ этой шутки; взглядъ его устремленъ былъ въ глубину комнаты. Онъ задрожалъ и нагнулся къ уху Орденера.

— Господинъ, посмотрите, тамъ, въ глубин, на ворох соломы; въ тни…

— Ну? — спросилъ Орденеръ.

— Три голыхъ недвижимыхъ тла… Три дтскихъ трупа?..

— Стучатся въ дверь, — закричала старуха, сидвшая на корточкахъ у очага.

Дйствительно, учащенные удары въ дверь послышались среди шума и завыванья свирпющей бури.

— Наконецъ-то! Это Николь!

Съ этими словами старуха схватила ночникъ и поспшно спустилась внизъ.

Наши путешественники не успли обмняться ни однимъ словомъ, услыхавъ внизу смшанный шумъ голосовъ, среди которыхъ явственно раздались слдующія слова, произнесенные тономъ, заставившімъ содрогнуться Спіагудри.

— Молчи, старуха, мы останемся. Молнія влетаетъ въ запертыя двери.

Спіагудри придвинулся къ Орденеру.

— Господинъ! — простоналъ онъ: — Мы погибли!..

Стукъ шаговъ послышался на лстниц и въ комнату вошли два человка въ священническихъ одеждахъ, въ сопровожденіи испуганной хозяйки.

Одинъ изъ нихъ высокаго роста носилъ черный костюмъ и круглую прическу лютеранскаго пастора; другой, малорослый, одтъ былъ въ рясу отшельника, опоясанную веревкой. Изъ подъ капюшона, спускавшагося на его лицо, виднлась черная борода, а руки были спрятаны въ длинныхъ рукавахъ рясы.

При вид миролюбивой наружности вновь прибывшихъ, Спіагудри пришелъ въ себя отъ ужаса, внушеннаго ему страннымъ голосомъ одного изъ нихъ.

— Не тревожься, милая, — сказалъ хозяйк священникъ: — христіанскіе пастыри воздаютъ добромъ даже тмъ, кто имъ наноситъ вредъ; станутъ-ли они вредить тмъ, кто оказываетъ добро? Мы смиренно умоляемъ дать намъ убжище. Если преподобный учитель, мой спутникъ, только-что рзко отвтилъ теб, онъ конечно виноватъ предъ тобою, такъ какъ онъ забылъ наложенный на насъ обтъ умренности и воздержанія. Увы! И самые святые люди не безъ грха. Я заблудился на дорог изъ Сконгена въ Дронтгеймъ, ночью, безъ проводника, не зная гд укрыться отъ непогоды. Преподобный братъ, встрченный мною, тоже вдали отъ его обители, удостоилъ разршить мн отправиться съ нимъ сюда. Онъ восхвалялъ мн твое радушное гостепріимство, добрая женщина, и очевидно не ошибся. Не говори намъ подобно злому пастырю: Аdеnа, сur intras [11] ? Пріюти насъ, достойная женщина, и Господь убережетъ жнивы твои отъ грозы, Господь пошлетъ стадамъ твоимъ убжище отъ непогоды, подобно тому, какъ ты пріютила заблудившихся странниковъ.

— Старикъ, — сурово прервала его хозяйка: — у меня нтъ ни жатвы, ни стада.

— Ну, если ты бдна, Господь благословляетъ бдняка прежде богача. Долго лтъ проживешь ты со своимъ мужемъ въ почет и уваженіи не за свое богатство, а за добродтели. Дти твои подростутъ, пользуясь всеобщей любовью, и пойдутъ по стопамъ отца…

— Молчи! — вскричала женщина: — Все останется такъ какъ есть и дти наши состарятся презираемыя людьми до конца нашего рода, изъ поколнія въ поколніе. Молчи старикъ! Благословенія обращаются для насъ въ проклятія.

— Силы небесныя! — вскричалъ священникъ: — Кто же вы? Въ какихъ преступленіяхъ проводите вашу жизнь?

— Что называешь ты преступленіемъ? И что добродтелью? Здсь мы пользуемся привилегіей: мы не можемъ быть добродтельными и не можемъ совершать преступленія.

— Разумъ этой женщины омрачился, — сказалъ священникъ, обратившись къ малорослому отшельнику, сушившему передъ очагомъ свою шерстяную рясу.

— Нтъ, старикъ, — возразила женщина: — узнай теперь, гд ты находишься. Лучше внушить ужасъ, чмъ состраданіе. Я не помшанная, я жена…

Звучный отголосокъ сильнаго удара въ дверь башни заглушилъ, послднія слова старухи, къ величайшему разочарованію Спіагудри и Орденера, которые молча, но внимательно слушали разговоръ.

— Да будетъ проклятъ, — пробормотала женщина сквозь зубы: — синдикъ Сконгена, отведшій намъ для жилья эту башню при дорог! Быть можетъ, и это не Николь.

Все же она взяла ночникъ.

— Что за бда, если и этотъ окажется путешественникомъ? Ручей можетъ течь тамъ, гд пронесся потокъ.

Оставшись одни, четыре путешественника принялись осматривать другъ друга при свт очага. Спіагудри, испуганный сперва голосомъ отшельника, но затмъ успокоившійся при вид его черной бороды, быть можетъ, снова затрясся бы всмъ тломъ, если бы примтилъ, какимъ пристальнымъ взглядомъ осматривалъ тотъ его изъ-подъ своего капюшона.