— Какіе заговоры? Какіе друзья? Дорогой батюшка. Въ нсколько дней я все это разузнаю и поспшу вамъ сообщить. Я намренъ отправиться сегодня вечеромъ.

— Что! — вскричалъ старикъ: — Ты удлишь мн только нсколько часовъ! Но куда и зачмъ ты отправляешься, мой милый сынъ?

— Добрый батюшка, вы иногда позволяли мн длать добро в тайн.

— Да, мой храбрый Орденеръ; но ты узжаешь, почти не зная зачмъ, и при томъ вспомни какое важное обстоятельство требуетъ твоего…

— Отецъ далъ мн мсяцъ на размышленіе, я посвящаю его на пользу другаго. Доброе дло приноситъ доброе наставленіе. Впрочемъ, по возвращеніи мы посмотримъ.

— Что! — возразилъ генералъ съ озабоченнымъ видомъ: — Разв этотъ союзъ не нравится теб? Говорятъ, Ульрика Алафельдъ такъ хороша собой! Скажи мн ты ее видлъ?

— Кажется, — отвтилъ Орденеръ: — она дйствительно хороша собой.

— Ну-съ! — спросилъ губернаторъ.

— Ну-съ, — отвтилъ Орденеръ: — она не будетъ моей женой.

Эти холодныя, ршительныя слова какъ громомъ поразили генерала. Подозрнія гордой графини пришли ему на память.

— Орденеръ, — сказалъ онъ, покачавъ головой: — мн надо быть умне, такъ какъ я наглупилъ. Право, я выжилъ изъ ума отъ старости! Орденеръ! Узникъ иметъ дочь…

— О! Генералъ, — перебилъ молодой человкъ: — я хотлъ поговорить съ вами о ней. Батюшка, я прошу вашего покровительства этой безпомощной, притсняемой двушк.

— Дйствительно, — серьезно замтилъ губернаторъ: — твои просьбы пылки.

Орденеръ нсколько опомнился.

— О! Разв можетъ быть иначе, когда просишь за злополучную узницу, которую хотятъ лишить жизни и, что еще дороже жизни, чести?..

— Жизни! Чести! Но вдь я губернаторъ города, а между тмъ пребываю въ невдніи объ этихъ ужасахъ. Объясни, что ты хочешь сказать.

— Дорогой батюшка, жизнь узника и его дочери беззащитна, ей угрожаетъ адскій заговоръ…

— Но это очень важно; есть у тебя доказательства?

— Старшій сынъ могущественнаго рода находится теперь въ Мункгольм, чтобы обольстить графиню Этель… Онъ самъ признался въ этомъ.

Генералъ попятился.

— Боже мой, бдная, злополучная двушка! Орденеръ! Этель и Шумахеръ подъ моимъ покровительствомъ. Кто этотъ презрнный, какой это родъ?

Орденеръ приблизился къ генералу и сжалъ ему руку.

— Родъ Алефельдовъ.

— Алефельдовъ! — повторилъ старый губернаторъ. — Да, сомннія быть не можетъ, поручикъ Фредерикъ находится теперь въ Мункгольм. Дорогой Орденеръ, и тебя хотятъ породнить съ этой семьей. Я понимаю твое отвращеніе, дорогой Орденеръ.

Скрестивъ руки, старикъ оставался нсколько минутъ въ задумчивости, затмъ, подойдя къ Орденеру, онъ прижалъ его къ своей груди.

— Молодой человкъ, ты можешь хать; т, которымъ ты покровительствуешь, не останутся беззащитны въ твое отсутствіе; я замню тебя. Да, позжай, я одобряю вс твои поступки. Эта адская графиня Алефельдъ теперь здсь, можетъ быть ты знаешь объ этомъ?

— Высокородная графиня Алефельдъ, — доложилъ слуга, растворяя дверь.

Услышавъ это имя, Орденеръ машинально отступилъ въ глубину комнаты, и графиня не примтивъ его присутствія, вскричала:

— Генералъ, вашъ воспитанникъ издвается надъ вами. Онъ совсмъ не былъ въ Мункгольм.

— Неужели! — сказалъ генералъ.

— Ахъ, Боже мой! Мой сынъ Фредерикъ только что вышелъ изъ дворца; онъ былъ вчера на дежурств въ башн и не видлъ никого.

— Неужели, графиня? — повторилъ генералъ.

— Такъ что, генералъ, вамъ нечего ждать вашего Орденера, — продолжала графиня съ торжествующимъ видомъ.

Губернаторъ оставался серьезенъ и холоденъ.

— Я дйствительно не жду его боле, графиня.

— Генералъ, — сказала графиня, обернувшись: — я думаю, что мы одни… Кто это?

Графиня устремила испытующій взоръ на Орденера, который поклонился ей.

— Неужели это… продолжала она: — Я видла его только разъ… но… если бы не этотъ костюмъ, можно было бы… Генералъ, это сынъ вице-короля?

— Онъ самъ, графиня, — отвтилъ Орденеръ, снова поклонившись.

Графиня улыбнулась.

— Въ такомъ случа позвольте дам, которая вскор получить надъ вами большія права, спросить гд вы были вчера, графъ…

— Графъ! Мн не врится, графиня, чтобы я потерялъ моего отца.

— О, вы не поняли меня. Гораздо лучше сдлаться графомъ, женившись, чмъ потерявъ отца.

— Ну, одно другого стоитъ, графиня.

Графиня, нсколько смутилась, однако разсмялась.

— О, мн правду сказали о его нелюдимости. Онъ привыкнетъ къ дамскимъ подаркамъ, когда Ульрика Алефельдъ повситъ ему на шею цпь ордена Слона.