— Пріятель, что это за скала виднется тамъ на юг?

— Ястребиная шея, Ольемскій утесъ, — отвтилъ ему рудокопъ.

Орденеръ глубоко вздохнулъ.

Обезьяна, попугаи, гребешки и ленты, все приготовлено у графини Алефельдъ къ прізду поручика Фредерика. Она выписала даже за дорогую цну послдній романъ знаменитой Скюдери. Въ роскошномъ переплет съ позолоченными чеканными застежками онъ положенъ былъ по ея приказанію среди флаконовъ съ духами и коробочекъ съ мушками на элегантномъ туалет съ золочеными ножками и съ мозаичной инкрустаціей въ будущемъ будуар ея ненагляднаго Фредерика.

Исполнивъ такимъ образом эту мелочную материнскую заботливость, которая смягчила на время ея злобную натуру, она стала обдумывать, какъ бы врне и скоре погубить Шумахера и Этель, которые съ отъздомъ Левина лишились своего послдняго защитника.

Въ короткій промежутокъ времени въ Мункгольмской крпости произошло нсколько событій, о которыхъ графиня Алефельдъ имла самыя смутныя понятія. Кто этотъ рабъ, вассалъ или чужакъ, котораго, судя по уклончивымъ и загадочнымъ словамъ Фредерика, полюбила дочь бывшаго канцлера? Въ какихъ отношеніяхъ могъ находиться баронъ Орденеръ къ Мункгольмскимъ узникамъ? Что за непонятная причина его страннаго отсутствія въ то время, когда оба королевства заняты были его близкой свадьбой съ Ульрикой Алефельдъ, которой онъ повидимому чуждался? Наконецъ, что произошло при свиданіи Левина Кнуда съ Шумахеромъ?…

Умъ графини терялся въ догадкахъ и предположеніяхъ. Въ конц концовъ, чтобы выяснить себ эти тайны, она ршилась лично отправиться въ Мункгольмъ, побуждаемая съ одной стороны женскимъ любопытствомъ, съ другой — ненавистью къ врагамъ.

Однажды вечеромъ, когда Этель находилась одна въ саду крпости и въ шестой разъ принималась чернить алмазомъ своего перстня какiя-то таинственныя буквы на черномъ столб у входа, на порог котораго въ послдній разъ видла она своего Орденера, дверь отворилась.

Молодая двушка вздрогнула. Въ первый разъ еще отворялась эта дверь, съ тхъ поръ какъ она захлопнулась за Орденеромъ.

Блдная, высокая женщина, одтая въ блое платье, стояла передъ Этелью, съ сладостной, какъ отравленный медъ, улыбкой, съ кроткимъ, доброжелательнымъ взглядомъ, въ которомъ сверкало по временамъ выраженіе ненависти, досады и невольнаго удивленія.

Этель смотрла на нее съ изумленіемъ, граничащимъ съ страхомъ. Посл смерти ея старой кормилицы, скончавшейся на ея рукахъ, это была первая женщина, которую видла она въ мрачныхъ стнахъ Мункгольмской крпости.

— Дитя мое, — нжно спросила незнакомка: — вы дочь мункгольмскаго узника?

Этель невольно отвернулась. Незнакомка не внушала ей доврія, ей казалось, что даже дыханіе этого нжнаго голоса было отравлено ядомъ.

— Меня зовутъ Этель Шумахеръ, — отвтила она посл минутнаго молчанія, — отецъ говорилъ мн, что въ колыбели меня называли графиней Тонгсбергъ и княжной Воллинъ.

— Вашъ отецъ говорилъ вамъ это!.. — вскричала незнакомка съ выраженіемъ, которое поспшила смягчить, добавивъ, — сколько горя вытерпли вы!

— Горе постигло меня при моемъ рожденіи, — отвтила молодая двушка. — Батюшка говоритъ, что оно не оставитъ меня до могилы.

Улыбка мелькнула на губахъ незнакомки, которая продолжала сострадательнымъ тономъ:

— И вы не ропщете на тхъ, кто бросилъ васъ въ эту темницу? Вы не проклинаете виновниковъ вашего несчастія?

— Нтъ, наши проклятія могутъ накликать несчастіе на тхъ, которые заставляютъ насъ страдать.

— А знаете ли вы, — безстрастно продолжала незнакомка, — кто виновникъ вашихъ страданій?

Посл минутнаго раздумья Этель сказала.

— Все длается по вол Божіей.

— Вашъ отецъ никогда не говоритъ вамъ о корол?

— О корол?.. Я не знаю его, но молюсь за него каждое утро и вечеръ.

Этель не поняла, отчего при этомъ отвт незнакомка закусила себ губы.

— Вашъ несчастный отецъ никогда не называлъ вамъ въ минуту раздраженія своихъ заклятыхъ враговъ, генерала Аренсдорфа, епископа Сполисона, канцлера Алефельда?..

— Я никогда не слыхала такихъ именъ.

— А извстно ли вамъ имя Левина Кнуда?

Воспоминаніе о сцен, происходившей два дня тому назадъ между Дронтгеймскимъ губернаторомъ и Шумахеромъ, было еще слишкомъ живо въ ум Этели, чтобы она забыла имя Левина Кнуда.

— Левинъ Кнудъ? — повторила она. — Мн кажется, батюшка больше всхъ любитъ и уважаетъ этого человка.

— Какъ!

— Да, — продолжала молодая двушка, — этого Левина Кнуда съ жаромъ защищалъ третьяго дня батюшка противъ навтовъ Дронтгеймскаго губернатора.

При этихъ словахъ удивленіе незнакомки удвоилось.