— Противъ Дронтгеймскаго губернатора. Не издвайтесь надо мной, моя милая; я пришла сюда для вашей же пользы. Не можетъ быть, чтобы отецъ вашъ защищалъ генерала Левина Кнуда отъ навтовъ Дронтгеймскаго губернатора!

— Генерала! Мн кажется капитана Левина Кнуда… Ахъ, нтъ! Ваша правда. Мой отецъ, — продолжала Этель — показалъ столько же любви къ этому генералу Левину Кнуду, сколько ненависти къ Дронтгеймскому губернатору.

— Вотъ еще странная тайна! — подумала блдная высокая женщина, любопытство которой росло съ каждой минутой. — Милое дитя, что же произошло между вашимъ отцомъ и Дронтгеймскимъ губернаторомъ?

Эти вопросы утомили бдную двушку и она пристально посмотрла на незнакомку.

— Разв я преступница, что вы допрашиваете меня такимъ образомъ?

Этотъ простой вопросъ повидимому смутилъ незнакомку, которая почувствовала, что коварство измнило ей. Тмъ не мене она продолжала слегка обиженнымъ тономъ.

— Вы бы не сказали мн этого, если-бы знали, для чего и для кого пришла я сюда…

— Какъ! — вскричала Этель, — Вы отъ него? Вы принесли мн всточку отъ…

Вся кровь бросилась ей въ лицо; сердце ея сильно забилось въ груди, волнуемой нетерпніемъ и безпокойствомъ.

— Отъ кого? — спросила незнакомка.

Молодая двушка не ршилась произнести имя своего возлюбленнаго. Въ глазахъ незнакомки примтила она блескъ мрачной, какъ бы адской радости и сказала печально.

— Такъ вы его не знаете!

Выраженіе обманутаго ожиданія второй разъ появилось на ласковомъ лиц постительницы.

— Бдная двушка! Чмъ могу я помочь вамъ?

Этель не слушала ее. Мысли увлекли ее въ сверныя горы за отважнымъ путешественникомъ. Голова ея поникла на грудь, руки невольно скрестились.

— Надется-ли вашъ батюшка выйти когда-нибудь изъ этой тюрьмы?

Она дважды повторила этотъ вопросъ, пока Этель вышла изъ задумчивости.

— Да, — отвтила она.

Слезы навернулись на ея глазахъ.

Глаза незнакомки сверкнули при этомъ отвт.

— Надется, говорите вы! Какъ?.. Какимъ образомъ?.. Когда?..

— Онъ надется, что смерть освободитъ его изъ тюрьмы.

Иной разъ простота юной невинной души оказывается настолько могущественной, что разрушаетъ хитросплетенія заматерлаго въ коварств сердца. Мысль эта должно быть пришла на умъ незнакомки, которая вдругъ измнилась въ лиц и, положивъ свою холодную руку на плечо Этели, сказала почти чистосердечно:

— Послушайте, знаете ли вы, что жизни вашего отца грозитъ новая опасность? Что его подозрваютъ какъ подстрекателя въ мятеж сверныхъ рудокоповъ?

Этель не поняла этого вопроса и съ удивленіемъ устремила свои большiе черные глаза на незнакомку.

— Что вы хотите сказать?

— Я говорю, что вашъ отецъ составилъ заговоръ противъ правительства; что его виновность почти дознана, что его преступленіе влечетъ за собою смертную казнь…

— Смертную казнь! Преступленіе!.. — вскричала несчастная двушка.

— Преступленіе и смертная казнь, — торжественно повторила незнакомка.

— Мой отецъ! — вскричала Этель: — мой несчастный благородный отецъ, который проводитъ цлые дни, слушая какъ я читаю ему Эдду и Евангеліе, онъ заговорщикъ? Что онъ вамъ сдлалъ?

— Не смотрите на меня такимъ образомъ; повторяю вамъ, я не изъ числа вашиъ враговъ. Я только предупреждаю васъ, что вашего отца подозрваютъ въ тяжкомъ преступленіи. Быть можетъ, вмсто ненависти, я скоре заслуживаю благодарности.

Этотъ упрекъ тронулъ Этель.

— О, сударыня, простите меня! До сихъ поръ мы не встрчали ни одного живого существа, которое бы не относилось къ намь враждебно. Простите меня, если я недовряла вамъ.

Незнакомка улыбнулась.

— Какъ, дитя мое! До сихъ поръ вы не встрчали еще ни одного дружескаго существа?..

Щеки Этели вспыхнули румянцемъ. Одну минуту она колебалась въ нершимости.

— Да… Богу извстно, что мы нашли только одного друга…

— Одного? — поспшно спросила незнакомка. — Прошу васъ назовите мн его; вы не знаете какъ это важно… для спасенія вашего батюшки… Кто этотъ другъ?

— Не знаю. — сказала Этель.

Незнакомка поблднла.

— Вы насмхаетесь надо мной, между тмъ какъ я хочу вамъ помочь. Подумайте, дло идетъ о жизни вашего отца. Кто онъ? Скажите мн, кто этотъ другъ, о которомъ вы мн говорили?

— Богъ мн свидтель, сударыня, что я знаю только его имя: Орденеръ.

Этель произнесла эти слова съ такимъ затрудненіемъ, которое испытываемъ мы, открывая постороннему человку священное имя, пробуждающее въ насъ самыя отрадныя воспоминания.

— Орденеръ! Орденеръ! — съ страннымъ волненіемъ повторила незнакомка, конвульсивно теребя блыя кружева своего покрывала. — А какъ зовутъ его отца? — спросила она, запинаясь.