— Лжетъ онъ, — увреннымъ тономъ отвтилъ Гаккетъ: — правительству еще ничего не извстно о вашемъ возмущеніи; его невдніе таково, что даже тотъ, кто отвергъ ваши справедливыя требованія, вашъ притснитель и гонитель знаменитаго несчастнаго Шумахера, генералъ Левинъ Кнудъ отправился изъ Дронтгейма въ столицу присутствовать при бракосочетаніи своего воспитанника Орденера Гульденлью съ Ульрикой Алефельдъ.

Можно представить себ изумленіе Орденера, когда онъ слушалъ такую рчь. Въ дикой, пустынной стран, подъ сводами подземной пещеры, какіе-то незнакомцы произносили имена близкихъ ему людей, даже его собственное! Мучительное сомнніе запало въ его душу. Возможно ли это? Неужели тотъ, чей голосъ онъ слышалъ, дйствительно агентъ графа Шумахера? Неужели Шумахеръ, этотъ почтенный старецъ, благородный отецъ его дорогой Этели, возмутился противъ короля, своего монарха, подкупилъ разбойниковъ, зажегъ пламя междоусобной войны? И для этого лицемра, для этого бунтовщика онъ, сынъ вице-короля Норвегіи, воспитанникъ генерала Левина, пренебрегъ своей будущностью, рисковалъ своей жизнью! Ради него розыскалъ и вступилъ въ борьбу съ исландскимъ разбойникомъ, съ которымъ, повидимому, Шумахеръ самъ имлъ сношенія, если вручалъ ему предводительство надъ этими бандитами!

Кто знаетъ, можетъ быть тотъ ящикъ, изъ-за котораго Орденеръ едва не поплатился жизнью, заключалъ въ себ какія нибудь гнусныя тайны этого низкаго замысла? Не насмхался ли надъ нимъ мстительный узникъ Мункгольмской крпости? Быть можетъ, онъ узналъ въ немъ сына вице-короля; быть можетъ — какъ мучительна была эта мысль великодушному молодому человку! — склонивъ его предпринять это роковое путешествіе, онъ разсчитывалъ только на гибель сына своего врага!..

Увы! Когда къ какому нибудь несчастливцу долгое время питаемъ мы уваженіе и любовь, когда мысленно въ глубин души поклялись въ неизмнной преданности гонимому судьбой, — какъ ужасна бываетъ горечь той минуты, въ которую онъ окажется неблагодарнымъ и когда намъ приходится разочаровываться въ своемъ великодушіи и проститься съ чистымъ, прекраснымъ наслажденіемъ самопожертвованія. Въ одно мгновеніе старемъ мы самой печальной старостью, старемъ опытностью, теряемъ самыя чудныя иллюзіи жизни, которая и привлекательна-то только своими иллюзіями.

Эти горькія мысли безпорядочно толпились въ ум Орденера, который хотлъ бы умереть въ эту роковую минуту. Ему казалось, что все счастіе его жизни теперь рушилось навсегда. Многое въ увреніяхъ того, который выдавалъ себя довреннымъ агентомъ Гриффенфельда, казалось ему ложнымъ и сомнительнымъ, но такъ какъ все это клонилось къ тому, чтобы обмануть несчастныхъ поселянъ, Шумахеръ еще боле являлся виновнымъ въ его глазахъ: и этотъ Щумахеръ былъ отцомъ его Этели!..

Эти размышленія мучительно волновали его душу. Онъ дрожалъ, держась за ступени лстницы, и продолжалъ слушать. Иной разъ съ невыразимымъ нетерпніемъ, съ страшной жадностью ждемъ мы несчастій, которыхъ наиболе страшимся.

— Да, — продолжалъ голосъ посланца, — теперь вами предводительствуетъ страшный Ганъ Исландецъ. Кто теперь осмлится съ вами сражаться? Вы боретесь за своихъ женъ, за дтей, у которыхъ столь низко отнимаютъ наслдство, за благороднаго несчастливца, который вотъ ужъ двадцать лтъ несправедливо томится въ позорной тюрьм. Идемъ, васъ ждетъ Шумахеръ и свобода! Смерть притснителямъ!

— Смерть притснителямъ! — подхватила тысяча голосовъ.

Стукъ оружія и хриплые звуки горныхъ рожковъ огласили своды подземелья.

— Стой! — закричалъ Орденеръ, поспшно соскочивъ съ лстницы.

Мысль избавить Шумахера отъ преступленія, а отечество отъ столькихъ бдствій совершенно овладла его душой. Но лишь только переступилъ онъ порогъ подземной пещеры, страхъ необдуманнымъ вмшательствомъ погубить отца его Этели, а быть можетъ и ее самое, заглушилъ въ немъ всякое другое чувство. Поблднвъ, остановился онъ у порога, съ изумленіемъ смотря на странное зрлище, открывшееся его взорамъ.

Пещера похожа была на обширную площадь подземнаго города, границы которой терялись въ масс столбовъ, поддерживавшихъ своды. Столбы эти сверкали какъ хрусталь при свт тысячи факеловъ, которыми размахивала толпа странно вооруженныхъ людей, въ безпорядк расхаживавшихъ въ глубин площади. При вид этихъ огней и страшныхъ призраковъ, блуждавшихъ во мрак, можно было вообразить себя въ одномъ изъ тхъ сказочныхъ сборищъ, куда, по древнимъ сказаніямъ, стекаются колдуны и нечистая сила съ звздами въ рукахъ вмсто свтильниковъ, освщая по ночамъ древніе лса и разрушенные замки.

Поднялись оглушительные крики:

— Незнакомецъ! смерть! смерть ему!

Сто рукъ поднялось надъ Орденеромъ, который схватился за свою саблю… Благородный юноша! Въ своемъ великодушномъ порыв онъ забылъ, что онъ одинокъ и безоруженъ.

— Стой! стой! — вскричалъ голосъ, по которому Орденеръ узналъ посланца Шумахера.

Низенькій толстякъ, въ черной одежд, съ проницательными коварными глазами, приблизился къ Орденеру.

— Кто ты такой? — спросилъ онъ.

Орденеръ не отвчалъ. Его такъ стиснули со всхъ сторонъ, что на груди его не осталось мста, въ которое бы не опиралось оружіе сабли или дуло пистолета.

— Что, струсилъ? — спросилъ усмхаясь толстякъ.

— Если бы вмсто этихъ шпагъ рука твоя лежала на моемъ сердц, - хладнокровно отвтилъ Орденеръ, ты убдился бы, что оно бьется не скоре твоего, если только у тебя есть сердце.

— О! о! Да ты еще храбришься! Ну, такъ спровадьте его! — сказалъ толстякъ, повернувшись къ нему спиною.

— Убей меня, — замтилъ Орденеръ, — это все, чмъ я буду теб обязанъ.

— Позвольте, господинъ Гаккетъ, — сказалъ старикъ съ густой бородой, опиравшійся на свой длинный мушкетъ, — вы здсь у меня, и одинъ я имю право отправить этого христіанина къ мертвецамъ разсказать имъ, что онъ у насъ высмотрлъ.

Господинъ Гаккетъ расхохотался.

— Какъ угодно, милйшій Джонасъ! Мн все равно, кто станетъ судить этого шпіона, лишь бы засудить его.

Старикъ обернулся къ Орденеру:

— Ну, скажи-ка намъ кто ты такой, зачмъ это понадобилось теб узнать, что мы за люди?

Орденеръ хранилъ молчаніе. Окруженный странными защитниками Шумахера, ради котораго онъ готовъ былъ пролить свою кровь, Орденеръ въ эту минуту желалъ одной лишь смерти.

— Ваша милость не хочетъ удостоить насъ отвтомъ, — сказалъ старикъ. — Лиса тоже молчитъ, когда попадетъ въ капканъ. Прикончите съ нимъ!