— Восторгъ! Самые нмецкіе. Сейчасъ только нмецкую псню пли.

— Ну, я какой нмецъ! Я совсмъ русскій.

— Садитесь, Карлъ Богданычъ, рядышкомъ со мной на скамеечку.

— Богданъ Карлычъ я.

— Ахъ, да… Ну, да говорятъ, у нмцевъ это все равно: что Карлъ Богданычъ, что Богданъ Карлычъ. Амфилотей! Тащи варить раковъ! Водочки, Богданъ Карлычъ?

— Пусть раки будутъ готовы — выпью, — отвчалъ докторъ, присаживаясь.

— А вы предварительно первую-то. Теперь самый адмиральскій часъ. Вотъ можно грибками закусить.

— Раки и грибы! О, это очень трудно для желудка, ежели сразу дв такія тяжелыя пищи. Нтъ, я позволю себ два-три рака посл рюмки шнапса и то предварительно закушу парой бутербродовъ съ мясомъ и выпью пару яицъ всмятку. Амфилотей! Принеси мн мой сакъ-вояжъ. Тамъ у меня есть приготовленные женой бутерброды съ телятиной! — крикнулъ докторъ въ догонку егерю, уходившему съ огорода варить раковъ.

— Ахъ, какой вы аккуратный нмецъ, Богданъ Карлычъ! — покачалъ головой Петръ Михайлычъ.

— Да… Я люблю порядокъ. Да такъ и надо для гигіенической жизни. Такъ у насъ и въ природ. Сердце бьется каждый день въ одномъ и томъ-же порядк, дыханіе идетъ то-же въ одинъ и тотъ-же порядокъ, — ораторствовалъ докторъ, посмотрлъ на лицо Петра Михайлыча и прибавилъ:- А вы тутъ кутите?

— Да, загулялъ немножко, признаюсь вамъ какъ доктору. Другому-бы не признался, а вамъ признаюсь.

— Да вдь это и безъ признаванья видно.

— Ну!?. А, кажется, я не очень… Ну, да что тутъ! Не пьешь — умрешь, и пьешь — умрешь, такъ ужъ лучше пить. Вотъ и сейчасъ выпью. Да вылейте, Карлъ Богданычъ, со мной рюмку-то! Вдь не разорветъ васъ.

— А вотъ сейчасъ егерь принесетъ мой сакъ-вояжъ съ бутербродами, тогда я и выпью, — отнкивался докторъ и обернулся посмотрть, не несетъ-ли егерь сакъ-воджъ.

— Въ такомъ раз за вашу гигіену! Будьте здоровы! — сказалъ Петръ Михайлычъ, налилъ себ рюмку водки, проглотилъ ее и сталъ закусывать грибомъ, сильно сморщившись отъ выпитаго. — И отчего это, Карлъ Богданычъ, такъ плохо водка въ утробу лзетъ, когда очень ужъ перекалишь ею себя съ вечера?

— Желудокъ испорченъ и плохо принимаетъ. О, это самый лучшій нашъ регуляторъ!

Показался егерь съ изящнымъ сакъ-вояжемъ изъ лакированной кожи съ стальнымъ замкомъ и оковкой. На одной изъ сторонъ сакъ-вояжа опять была вдлава гарусная вышивка. Егерь положилъ сакъ-вояжъ на столъ.

— Какія все распрочудесныя вещи, Карлъ Богданычъ, вы въ дорогу берете! — воскликнулъ Петръ Михаылычъ, любуясь сакъ-вояжемъ.

— Богданъ Карлычъ, — опять поправилъ его докторъ.

— Пардонъ. То бишь, Богданъ Карлычъ. Прелестный сакъ-вояжъ!

— Это подарокъ отъ жены.

— И вышивочку, поди, она сама вышивала?

— Она. На сакъ-вояжъ — она, на кабуру — старшая дочь Каролина, на портсигаръ — младшая дочь Амалія, а на поясъ — это моя теща, — похвастался докторъ, вынулъ изъ кармана ключъ, аккуратно отперъ сакъ-вояжъ, досталъ оттуда жестяную коробочку съ крышкой, извлекъ изъ нея два бутерброда, завернутые въ чистую блую бумагу и, развернувъ ихъ, положилъ ихъ на бумаг на столъ. Потомъ онъ взялъ рюмку со стола, посмотрлъ на свтъ и сталъ наливать въ нее водку.

— Тсъ! Смотрю я на васъ и дивлюсь! — воскликнулъ Петръ Михайлычъ. — Вотъ такъ нмецкая аккуратность.

— А разв лучше свиньей жить? — спросилъ его, улыбаясь, докторъ. — Наука насъ учитъ, что мы главнымъ образомъ погибаемъ отъ нечистоты. Чистота все. Въ чистот не живетъ ни одна бактерія, ни одинъ микробъ, а они-то и есть главные враги нашего здоровья.

— Вотъ такъ штука! Слушай, Петръ Михайловъ, докторскую лекцію и соблюдай себя, — проговорилъ Петръ Михайлычъ, погладивъ себя по начинавшей лысть голов. — Ну, а теперь, Богданъ Карлычъ, можно съ вами чокнуться?

— Да вдь вамъ много будетъ… — улыбнулся докторъ.

— Мн-то много? Гмъ… Смотрите вы на меня: эдакій я большой, а рюмка такая маленькая.

Петръ Михайлычъ всталъ со скамейки и, покачнувшись на ногахъ, выпрямился во весь ростъ. Потомъ налилъ себ рюмку водки, чокнулся ею съ рюмкой доктора и хотлъ пить.

— Постойте, постойте, — остановилъ его докторъ. — Сейчасъ я себ и вамъ капель въ водку накапаю — и будетъ прелестная настойка, способствующая пищеваренію.

— Полечить меня хотите? Вотъ такъ отлично! Ай, да, Карлъ Богданычъ…

Докторъ досталъ изъ сакъ-вояжа маленькій пузырекъ съ мельхіоровой крышечкой, привинчивающейся къ горлышку, отвинтилъ ее, вынулъ притертую стеклянную пробочку и аккуратно отсчиталъ изъ него пять капель въ свою рюмку и пять капель въ рюмку Петра Михайлыча, сказавъ:

— Теперь пейте и будьте здоровы.

Они выпили. Докторъ сталъ рзать складнымъ ножомъ на маленькіе кусочки бутербродъ съ телятиной и медленно препровождалъ эти кусочки себ въ ротъ. Петръ Михайлычъ икнулъ посл выпитой водки и закусывалъ грибами.