— Прежде за Караваевой пошлемъ. За отцомъ ейнымъ даже пошлемъ. Ежели онъ ее отпуститъ, то, значитъ, съ имъ и порядитесь… А когда Караваевъ не отпуститъ дочь, то мы вамъ Голубиху предоставимъ. Вотъ это вдова, но только бездтная. Забалуй она баба, подмигнулъ лавочникъ:- ну, да вдь вамъ-то что же?.. Вамъ только работала бы. Да и не съ кмъ ей теперь баловать, охотники еще не назжаютъ. Вотъ разв по осени… Но прежде всего мы пошлемъ къ Караваевымъ… Сережка! крикнулъ лавочникъ сынишк, стрлявшему на двор изъ самодльнаго самострла. — Сбгай-ка ты къ Вавил Караваеву, и ежели онъ дома, то пусть сюда придетъ.

Сынишка лавочника побжалъ за Караваевымъ.

Вскор явился Караваевъ, отрепанный, грязный рослый мужикъ въ опоркахъ на босую ногу и, не взирая на лтнюю пору, въ выденной молью мховой шапк.

— Чай да сахаръ… сказалъ онъ, кланяясь лавочнику, лавочниц и Клянчину.

— Здравствуй, Караваевъ, отвчалъ лавочникъ. — Вотъ я за тобой послалъ. У тебя Пелагея-то на заводъ въ обрзку ходитъ?

— Въ обрзку, это точно.

— А дв другія дочери даромъ дома хлбъ дятъ?

— Да что жъ подлаешь, кормить надо.

— Такъ вотъ, не хочешь ли Варвару-то барину въ работницы отдать? Варварой, кажется, у тебя средняя-то дочь зовется?

— Варварой.

— Такъ вотъ, не хочешь ли? У барина прислуга городская сбжала, такъ вотъ до прислуги, пока онъ прислугу найметъ. Плата поденно.

— Потомъ даже можно и не поденно, а на все лто оставить ее прислугой, ежели она двушка работящая и скромная, прибавилъ Клянчинъ.

— Двка ломовая лошадь — вотъ какъ я скажу, а насчетъ скромности — овца, далъ отвтъ Караваевъ.

— Такъ вотъ уговаривайтесь съ бариномъ насчетъ цны, да и присылай къ нему дочь сейчасъ же.

— Сегодня-то ужъ не знаю какъ прислать. У насъ вдь праздникъ.

— Какой праздникъ?

— А девятая пятница. Старики еще наши дали зарокъ въ девятую пятницу посл Пасхи не работать. Разв завтра. Сегодня у насъ и Пелагея въ обрзку не пошла.

— Ну, это что за праздникъ! А намъ безъ работницы сегодня нельзя. Мы вовсе безъ прислуги, проговорилъ Клянчинъ. — Или сегодня, или будемъ другую искать.

— Конечно же, тутъ праздника нтъ.

— Зарокъ. Боюсь, какъ бы пятница-матушка не прогнвалась.

— Не прогнвается, улыбнулся Клянчинъ.

— Да вдь по-господски хоть въ Пасху работать — вотъ какое у нихъ разсужденіе, а за грхи-то наши намъ отвчать, а не имъ.

— Богъ труды любитъ.

— Вы это, баринъ, оставьте. Насъ не сговоришь. У васъ свое, у насъ свое… серьезно замтилъ мужикъ.

— Да вдь мы ее сегодня ни въ какую такую особенную работу не пошлемъ, а такъ по дому… Вотъ самоваръ намъ поставить, плиту къ ужину растопить. Эту-то работу, я думаю, она у васъ сегодня и дома будетъ длать.

— Разв ужъ что неволить не будете. А то вдь господа сейчасъ: «мой полы».

— Не будемъ сегодня мыть полы.

— А поденная плата сегодня за полдня будетъ считаться, или за цлый день?

— Да пожалуй, хоть и за цлый день.

— Ну, ладно, пришлю. А только коли ежели что — грхъ на вашей душ, сказалъ мужикъ и слъ. — Надо торговаться, прибавилъ онъ. — Какъ ваша цна?

— Я не знаю, по чемъ у васъ здсь поденщина?

— Да и мы не знаемъ. Мы этимъ дломъ не занимаемся. Дочерей въ услуженіе не отдавали. И такъ-то ужъ, думаю, не стали бы сосди смяться… Харчи ваши?

— Разумется, мои харчи.

— По чемъ у тебя, Савелій Прокофьичъ, бабы огородъ полютъ? обратился мужикъ къ лавочнику.

— Да на прошедшей недл по три гривенника въ день пололи.

— Ну, это дешево. Это дальнія бабы могутъ, а намъ не сподручно.

— Такъ сколько же ты хочешь?

— Да вы надолго ли берете-то?

Мужикъ очевидно боялся ошибиться цной.

— Ну, четыре-пять дней поденно продержимъ. А можетъ она намъ вполн замнить прислугу, да понравится ей и захочетъ она остаться, тогда жалованье помсячно.

— А сколько жалованья помсячно положете?

— Да вдь нужно сначала видть, годится ли твоя дочь для постоянной прислуги. Покуда давай рядиться поденно.

Мужикъ все еще колебался. Онъ сначала взглянулъ на лавочника, потомъ на Клянчина и спросилъ:

— По рублю не дадите?

— Что ты, что ты! Да вдь эту цну плотникъ получаетъ, а плотникъ спеціалистъ.

— Плотники — они ужъ на то пошли, а мы дло другое. Чай и сахаръ вашъ будетъ?

— Все, все наше, все готовое.

— Ну, три четвертака.