— Посмотримъ.

— Поглядимъ.

— Эхъ, господа! И это господа!

Мужикъ-возница принялся ругаться.

— Ужъ захотлъ ты отъ нашихъ господъ… вмшалась было язвительно кухарка.

— Ты еще чего? крикнулъ на нее Клянчинъ. — Молчать! Смешь еще становиться на сторону подлецовъ! Хорошая прислуга, нечего сказать! Нтъ, я потерялъ съ тобой всякое терпніе. Завтра теб паспортъ въ руки и расчетъ, и чортъ съ тобой. Позжай въ городъ.

— И безъ васъ бы ушла. Къ тому и гну. Хорошо, что сами догадались. Здсь жить, такъ съ одури подохнешь.

— Довольно! А нтъ, сейчасъ убирайся вонъ и ночуй гд хочешь! подскочилъ къ кухарк съ сжатыми кулаками Клянчинъ.

— Потише, потише, баринъ. Насчетъ оскорбленія личностевъ-то мировой судья есть. Потомъ и не расхлебаетесь, спокойно отвчала кухарка. — Мужички почтенные будутъ свидтелями.

— Надо же хоть на чай съ васъ! возгласилъ мужикъ-возница, все еще не трогаясь съ своимъ возомъ.

— Да вдь я теб только сейчасъ далъ на сороковку, проговорилъ Клянчинъ.

— На сороковку вы дали для земляковъ, чтобы вотъ ихъ сюда на помощь привести. А на чай посл расчета это ужъ даже положеніе.

— Гд такое положеніе? Гд? горячился Клянчинъ. — Укажи мн его.

— Да какъ же? Даже законъ. Это ужъ не нами поставлено.

— Вотъ теб пятіалтынный — и чтобъ живо съ глазъ моихъ долой.

— Вы прежде земляковъ-то разсчитайте. Вдь они за что-нибудь да помогали же возъ разгружать, все еще не унимался мужикъ-возница.

Земляки стояли и переминались съ ноги на ногу. Клянчинъ и имъ протянулъ двугривенный.

— Это на всхъ-то? недоврчиво спросилъ рыжій мужикъ съ лысой головой.

— Конечно же, на всхъ.

— Да полноте, баринъ, шутите. Вдь насъ пятеро. Прохоръ насъ за четверть сманилъ. Пойдемте, говоритъ, помогать мебель разгружать, баринъ четверть поставитъ.

— Да что онъ въ ум, что ли? Или я ужъ самъ сошелъ съ ума?

— Не знаю, но мы такъ и думали, что четверть. Иначе съ какой же стати?..

— Ступайте вонъ…

У Клянчина отъ злости голосъ пересипъ и во рту показалась пна. Мужики не уходили.

— Да какъ же итти-то? Вдь насъ пятеро, а вы вдругъ двугривенный… Помилуйте, присылаете звать и вдругъ обсчитывать! говорили они. — Нешто это благородно? Нешто это по-господски? Дайте ужъ хоть на дв бутылки на пятерыхъ-то.

— Вотъ еще двугривенный — и чтобъ духу вашего больше здсь не было! бросилъ мужикамъ Клянчинъ деньги.

Т деньги взяли, но не уходили и принялись ругаться. Кухарка стояла на крыльц, подбоченившись, и съ злорадствомъ улыбалась на эту сцену. Клянчинъ, окончательно растерявшійся, не зналъ что длать. Наконецъ онъ попробовалъ обратиться къ защит мелочного лавочника и послалъ за нимъ няньку. Явившійся лавочникъ разогналъ мужиковъ.

— И охота вамъ, сударь, вязаться съ нашей деревенской гольтепой! сказалъ онъ въ вид наставленія. — Не безъ чего же я всю эту деревенскую шляющую команду со двора гоняю. Я вашу же милость берегу. Обращайтесь ко мн въ лавку, коли вамъ что понадобится, и всякую вещу вамъ мои молодцы исполнятъ въ лучшемъ вид. Чуть что — прямо въ лавку… А мы въ книжку запишемъ и потомъ при расчет чудесно… И намъ-то пріятно, да и для васъ спокойне.

Клянчинъ слушалъ и тяжело дышалъ. Онъ былъ взбшенъ.

Переночевали и вторую ночь Клянчины въ деревн на дач. Вторая ночь проведена была уже при нкоторой домашней обстановк. Спали на тюфякахъ, положенныхъ на козлы съ досками, сколоченными плотниками. Прислуг также были сдланы кровати изъ козелъ и досокъ, такъ что на полу уже стлаться не пришлось. Не поражало и отсутствіе столовъ въ комнатахъ. Плотники сколотили столы и скамейки, сдлали даже табуреты для кухни. Утромъ на столы даже выданы были цвтныя скатерти, дабы прикрыть некрашенныя доски столовъ. На окнахъ Клянчинъ прибилъ кисейныя занавски. Комнаты постепенно приняли жилой видъ. Такъ какъ кухарка была отказана, то обдъ стряпала сама Клянчина. Оставшаяся прислугой одна только нянька сначала помогала Клянчинымъ въ устройств дома и въ стряпн, хоть то и дло фыркала и гримасничала, но къ полудню, сбгавъ въ лавочку, стала отказываться отъ работы и заявила:

— У меня не десять рукъ. Не могу я занавски на окна вшать и гвозди въ стны вбивать. Да и не на это дло я приставлена. Я нянька. Меня наняли, чтобы за дтьми ходить. Длайте какъ хотите.

— Но вдь это же пока только мы еще не устроились, а посл никто отъ тебя не потребуетъ такой работы, отвчала ей Клянчина. — И наконецъ, не будемъ же мы жить съ одной прислугой. Понятное дло, что мы возьмемъ кухарку.

— Все равно. И устраиваться я не нанималась.

Клянчина не хотла отпускать отъ себя эту послднюю прислугу, а потому только замтила:

— Какая ты, Даша, неснисходительная.

— Вы очень снисходительны къ прислуг. Кухарку, вонъ, отказали и даже трехъ законныхъ дней не хотите посл отказа держать.

— Да вдь она дерзничаетъ, грубитъ, смется надъ нами, вредитъ намъ, становится на сторону тхъ людей, которые противъ насъ. Вчера пьяные мужики начали насъ ругать, и она вмст съ ними. А теб-то было бы ужъ и совстно такъ итти противъ насъ. Ты двушка молоденькая.

— Молоденькая-то двушка еще хуже подохнетъ отъ скуки въ такой глухой деревн, куда меня завезли.