Когда мы поднимаемся с подушки для медитации, мы можем продолжать практику отпускания, применяя её в повседневной жизни. Если мы на грани впадения в депрессию или нас увлекает поток мыслей, мы можем вспомнить, что отпускание всегда возможно и что это позволяет нам парить в нашей жизни, вместо того чтобы лежать придавленным ею. Этот процесс требует уговоров. Это как иметь дело с двумя детьми, которые дерутся за понравившуюся обоим игрушку. Если мы убедим одного из детей, что ему не нужна эта игрушка, через какое-то время ребёнок порождает небольшую праджню и отпускает. Он может сразу же развернуться и схватить что-то другое, но этот момент отпускания, пустоты и есть праджня. Ребёнок больше не злится и не жадничает.

Такой момент помогает нам понять, что цепляние никогда не приведёт к продолжительному счастью. Например, любовь к людям и вещам вокруг нас может создать чувство привязанности. Мы хотим обладать тем, что любим. Праджня помогает нам увидеть, что наша привязанность не имеет ничего общего с человеком или вещью, мы просто привязаны к тому, чтобы быть привязанными. Мы действуем на автомате. Мы можем сердиться не на кого-то конкретно, а просто сердиться. Наш гнев находит мишень, и мы фиксируемся на ней. Добродетель Гаруды заключается в отпускании.

Отпускание привязанности – это абсолютная щедрость, потому что она связывает нас с нашей мудростью и состраданием. Это может быть чем-то очень простым: промолчать, вместо того чтобы накричать на кого-то, выключить телевизор, направиться к подушке для медитации и поработать со своим умом. Или рано проснуться для созерцательного размышления о сострадании, даже если хочется поспать подольше. Отпускание – это думать о комфорте других, прежде чем о своём собственном. Это когда ты входишь в тёплое помещение с холодного воздуха и готовишь горячий напиток кому-то другому перед тем, как приготовить самому себе. Это говорить: «Я тебя люблю», когда боишься, что другой не разделяет твоих чувств. Это когда ты просишь прощения, пребывая в полной уверенности, что виноват другой.

Иногда отпускание состоит в том, чтобы просто держать язык за зубами. Когда я бежал мой первый марафон, всё было гладко. Затем где-то на шестой миле я почувствовал, что натёр волдырь на правой стопе. Надевая носки утром, я нарушил главное правило: никогда не использовать новое снаряжение в день серьёзного забега. Что же мне было делать? Снижение темпа повлияло бы на моё время. Мне следовало быть более здравомыслящим, но какое уж тут здравомыслие в беге на 26,2 мили! Я решил бежать, не снижая темпа, чтобы волдырь лопнул. Боль стала видом медитации, и через какое-то время я её отпустил. Я закончил дистанцию с вполне достойным результатом. Друзья, с которыми я бежал, удивились, что я не упомянул про рану, которая к этому времени сильно кровоточила. Но если бы я сказал им об этом, они бы только волновались, но ничего не смогли бы поделать. Было лучше это просто отпустить.

Нам зачастую трудно отпустить что-либо, потому что современный мир пронизан духом конкуренции. Конкуренция не позволяет нам осуществить то, что нам хочется. Это крючок, попытка всегда выигрывать, обходя кого-то другого. Мы хороши такие, какие мы есть, и унижение другого не сделает нас лучше. Пытаться манипулировать окружением, продвигая самих себя, в надежде, что другие упадут, – трусливо, не неистово. Когда победителей спортивных соревнований спрашивают, что они делали, чтобы выиграть, ответ часто указывает на внутренний баланс, расслабление, позволяющие хорошо выступить, и редко на отчаяние, побудившее превзойти кого-то другого. Многие чемпионы говорят, что, когда они пробежали стометровку или прыгнули в длину, поставив мировой рекорд, они не ощущали усилия. Такой баланс – это конь ветров, безличная синхронизация, рождающаяся из отпускания.

Что мы обнаруживаем, когда отпускаем? Пространство. Иногда его называют открытостью, отсутствием эго или пустотой. Оно пустое, потому что мы что-то потеряли? Нет, оно пустое, ибо в нём отсутствуют наши концепции, то, что мы по этому поводу думали. Пустота свободна от наших предположений, и она полна сострадания. Это изначальное добро. Обнаружение его – свобода. Мы понимаем, что предположения – это основа большинства наших переживаний. Мы обнаруживаем, что когда ум и мир пусты и свободны от таких предположений, мы можем жить и парить в пространстве, словно Гаруда, потому что теперь мы движемся с невозмутимостью вместо привязанности.

Если мы продолжаем отпускать, в какой-то момент праджня открывает нам истину, что никогда не существовало ничего, за что можно было бы держаться. Жизнь в своей основе – лучезарная мудрость и сострадание. Она пуста и свободна от идеи, что мы должны чем-то быть или обладать. Праджня ведёт к бесстрашию, потому что она даёт нам перспективу во взгляде на наше страдание. Мы более терпеливы, уже не так зависимы от того, чтобы всё было непременно по-нашему. Без привязанности к мифу о «я» мы гораздо счастливее. Мы чувствуем себя чистыми, более доступными для других. Словно мы сказали наконец правду – наш ум чувствует себя свежим и ясным, в нашем теле больше уверенности. Теперь мы можем совершить прыжок в пространство и парить, потому что мы оседлали коня ветров, оставив привязанность позади.

Неистовость Гаруды не подразумевает, что мы поступаем опрометчиво под влиянием срыва, нетерпения или скуки. Это вполне зрелая уверенность. Когда мы выходим за пределы надежды и страха, то способны работать со всем, что встречается на нашем пути. Наша оценка точна и соответствует ситуации. Несмотря на то, что мы оставили «я» позади, это не защищает нас от несчастий, но может перенести нас за пределы наших концепций в место, куда осмеливаются войти лишь немногие. Такой тип неистовства приносит изобилие в удивительной форме – невозмутимости. Невозмутимость – это сбалансированное состояние ума. С невозмутимостью мы можем ровно парить на протяжении дня, так как больше не попадаемся на крючок негативных эмоций.