Грань эта по мр изученія и наблюденія для различныхъ людей можетъ находиться въ различныхъ мстахъ. Дикій приметъ куклу за живое существо, а дрожжи за мертвое; но грань эта существуетъ, и безъ нея немыслимо какое-нибудь486 знаніе.487

Знаніе есть предсказаніе — т. е. отъисканіе тхъ общихъ законовъ, которымъ подчинено все существующее. Величайшій ученый и дикій, хотя и въ разной степени, в продолженіи жизни познаютъ эти законы и совершенно одинаково познаютъ ихъ въ двухъ различныхъ488 сферахъ существующаго, никогда не смшивая одно съ другимъ: въ живомъ и не живомъ, въ органическомъ и неорганическомъ мір. Это дленіе всегда одинаково присуще человку — на низшей ступени знанія (для дикаго), сколько и на высшей (для ученаго). Безъ этаго дленія нельзя мыслить.

Между прочимъ въ извстныхъ людяхъ [и] собраніяхъ людей мы часто видимъ желаніе вырваться изъ этаго неизбжнаго закона раздвоенія всего существующаго. Мы видли и видимъ людей, ложно и произвольно предполагающихъ жизнь, одушевляющихъ мертвую природу — <грозу, бурю, море>, старающихся подчинить мертвое законамъ живаго, и на оборотъ, видимъ людей, старающихся подчинить живое закону489 мертваго. Въ положеніи первыхъ находятся дикіе народы, <приходящіе постоянно въ столкновеніе съ мертвыми силами и вслдствіе того> для единства пониманія придавшіе жизнь морю, гроз, идоламъ; и въ положеніи вторыхъ находятся ученые натуралисты нашего времени, для единства пониманія отрицающіе дленіе на живое и мертвое и старающіеся объяснить все живое изъ законовъ мертваго.

Различіе между ученымъ и дикимъ состоитъ <только> въ томъ, что дикій, зная законы міра живаго, но не зная <общихъ> законовъ міра неживаго, предполагаетъ, что во всхъ явленіяхъ міра проявляются силы живыхъ существъ. Ученый же,490 зная законы міра неживаго и не зная или не желая знать законовъ міра живаго, предполагаетъ, что всякое явленіе міра живаго есть только послдствіе общихъ законовъ неживаго, <что (точне сказать) каждое живое существо есть только результатъ воздйствія законовъ неживаго на это объединенное существо; но явленіе объединенія будетъ для него такъ же, какъ и для дикаго, несомннное данное, ничмъ не объяснимое.>

Я очень хорошо знаю, что новая школа мыслителей491 не признаетъ за собой этаго недостатка. —

Они скажутъ: мы признаемъ вполн различія органическаго и неорганическаго міра; но мы видимъ, что въ мір органическомъ дйствуютъ безъ малйшаго измненія все т же законы, которые дйствуютъ въ мір неорганическомъ, и потому не видимъ причины; почему мы должны приписывать значеніе необъяснимому разумно понятію жизни. Если что и остается неяснымъ въ самомъ понятіи организма, то мы, съ одной стороны (убжденны[е] въ тхъ быстрыхъ шагахъ, которые длаютъ наук[и] для объясненія единств[а] этихъ явленій), надемся, что все неясное скоро будетъ объяснено; съ другой стороны, допуская дленіе на неорганическое и органическое, мы отъискиваемъ законы развитія организмовъ, происхожденіе ихъ и пр., и надемся и на этом пути привести все къ единству.492

Отвтъ этотъ чрезвычайно силенъ вообще и въ особенности для тхъ, которые вкусили соблазнительн[ой] прелести изученія естественныхъ наукъ, въ кот[орыхъ] такъ точно, ясно и неотразимо, опытами и наблюденіями доказывается общность и несомннность приложенія открытыхъ законовъ для всего существующаго. —

Допущеніе подраздленія міра на органическій и неорганической, сдланное только какъ бы временно, для цлей науки, кажется столь естественнымъ и незначительнымъ, что большинство, допуская это дленіе, и не замчаетъ, что это допущеніе разрушаетъ493 самыя основы всякаго мышленія.

Для меня иностранное слово: органическое и неорганическое иметъ важное значеніе. Я наблюдалъ, что везд, гд въ ход разсужденія является течь, гд ходъ разсужденія приводить къ противурчію, гд необходимо эскамотировать мысль, вводится иностранное слово. И таково слово: органическое. —

Для человка, ясно имющаго передъ собой существенные вопросы всякаго познанія, при первомъ упоминаніи объ организме нельзя уже идти дальше494 для философскихъ цлей, до тхъ поръ пока не будетъ дано ясное опредленіе органич[ескаго] и неорг[аническаго].

Какіе бы ни были открыты законы, управляющіе міромъ неорг[аническимъ] и міромъ орг[аническимъ], для мыслителя они не представляютъ никакого значенія, пока не опредлено различіе, ибо въ немъ весь вопросъ.

Законы эти могутъ быть полезны для цлей частной науки — физики, химіи, ботаники, зоологіи, но для философіи они не могутъ имть значенія, потому что сущность философскаго вопроса495 одна: чт`o есть жизнь, чт`o есть смерть? <только названа другими словами.? Мн же хотятъ отвтить на этотъ вопросъ, допустивъ дленіе на живое и мертвое, какъ данное.

Весьма вроятно, что законы, по которымъ видоизмняется все неживое и все живое, совершенно врно опредлены теоріями новйшихъ изслдователей; но даже если бы эти законы были несомннно доказаны, если бы наука шла 100 вковъ по этому направлен[ію], вопросъ о томъ, чт`o составляетъ различіе между живымъ и неживымъ, остался бы не разршеннымъ.496 Ибо онъ не составляетъ цли изслдованія, а принять, какъ данное. Наука, достигнувъ всего предстоящаго ей на ея пути, придетъ всетаки къ тому положенію, что міръ есть соединеніе явленій неживыхъ, законы коихъ намъ извстны,497 но, что въ ряду этихъ явленій есть явленія органическія, различіе которыхъ, несмотря на то, что они во всемъ подчинены неорганич[ескимъ] законамъ, всетаки намъ неизвстны.